Тюлень-оборотень

Тюлень-оборотень



Тюлень у древних греков ассоциировался с превращением: девственные нимфы из свиты Протеуса (бога моря, который сам изменчив) превращались в тюленей, чтобы избежать домогательств людей. Возможно, из этого мифа произошли легенды о тюленях (русалках), которые сбрасывают шкуру (чешую) и выходят на берег в виде очаровательных девушек.

В Малой Азии целый народ вел свою родословную от русалок и тюленей. В древней легенде морская нимфа превратилась в тюленя, чтобы избежать навязчивого внимания сына Зевса. Однако он был настойчив, и вскоре нимфа родила сына. Его назвали Фокус — «Тюлень». Потомки Фокуса — фокойцы — гордились своими происхождением от морской нимфы и украшали свои монеты изображением тюленя.



В кельтских легендах есть «женщины-тюлени», жалобным голосом зовущие своих земных детей или заставляющие моряков идти на верную смерть.

В Скандинавии, Шотландии и Ирландии существует множество легенд о людях, вынужденных жить в море в облике тюленя и только иногда, на берегу, превращающихся в человека. Некоторые думали, что тюлени - падшие ангелы, другие считали их душами утонувших людей или жертвами наложенного заклятия. В некоторых ирландских семьях существовало поверье, что предками людей были тюлени.



В Шотландии рассказывают такую легенду
Давным-давно, еще до того, как первые мореходы пустились в плаванье, стремясь увидеть земли, что лежат за морем, под волнами мирно и счастливо жили морской король и морская королева. У них было много красивых детей. Стройные, кареглазые, дети день-деньской играли с веселыми морскими барашками и плавали в зарослях пурпурных водорослей, что растут на дне океана. Они любили петь, и куда бы ни плыли, пели песни, похожие на плеск волн.
Но вот великое горе пришло к морскому королю и его беззаботным детям. Морская королева захворала, умерла, и родные с глубокой скорбью похоронили ее в коралловой пещере. А когда она скончалась, некому стало присматривать за детьми моря, расчесывать их длинные волосы и убаюкивать их ласковым пением.
Морской король с грустью глядел на своих нечесаных детей, на их волосы, перепутанные, как водоросли. Он слышал, как по ночам дети не спят и мечутся на ложах, и думал, что надо ему снова жениться — найти жену, чтобы заботилась о его семье.
А надо сказать, что в дремучем лесу на дне моря жила морская ведьма. Ее-то король и взял в жены, хоть и не питал к ней любви, ибо сердце его было погребено в коралловой пещере, где покоилась мертвая королева.
Ведьме очень хотелось стать морской королевой и править обширным морским королевством. Она согласилась выйти за короля и заменить мать его детям. Но она оказалась плохой мачехой. Глядя на стройных, кареглазых детей моря, она завидовала их красоте и злилась, сознавая, что на них приятней смотреть, чем на нее.
И вот она вернулась в свой дремучий лес на дне моря и там набрала ядовитых желтых ягод морского винограда. Из этих ягод она сварила зелье и закляла его страшным заклятием. Она пожелала, чтобы дети моря утратили свою стройность и красоту и превратились в тюленей; чтобы они вечно плавали в море тюленями и только раз в году могли вновь принимать свои прежний вид, и то лишь на сутки — от заката солнца до следующего заката.
Злые чары ее пали на детей моря, когда те играли с веселыми морскими барашками и плавали в чаще пурпурных водорослей, что растут на дне океана. И вот тела их распухли и утратили стройность, тонкие руки превратились в неуклюжие ласты, светлая кожа покрылась шелковистой шкуркой, у одних — серой, у других — черной или золотисто-коричневой. Но их нежные карие глаза не изменились. И голоса они не потеряли — по-прежнему могли петь свои любимые песни.



Когда отец их узнал, что с ними случилось, он разгневался на злую морскую ведьму и навеки заточил ее в чащу дремучего леса на дне моря. Но расколдовать своих детей он не мог.
И вот тюлени, что когда-то были детьми моря, запели жалобную песню. Они печалились, что не придется им больше жить у отца, там, где раньше им было так привольно, что уже не вернуть им своего счастья. И старый морской король со скорбью смотрел на своих детей, когда они уплывали вдаль.
Долго, очень долго плавали тюлени по морям. Раз в году они на закате солнца отыскивали где-нибудь на берету такое место, куда не заглядывают люди, а найдя его, сбрасывали с себя шелковистые шкурки — серые, черные и золотисто-коричневые — и принимали свой прежний вид. Но недолго могли они играть и резвиться на берегу. На другой же день, как только заходило солнце, они снова облекались в свои шкурки и уплывали в море.
Люди говорят, что впервые тюлени появились у Западных островов как тайные посланцы скандинавских викингов. Так это или нет, но тюлени и правда полюбили туманные западные берега Гебридских островов. И даже в наши дни можно видеть тюленей у острова Льюис, у острова Роны, прозванного «Тюленьим островом», а также в проливе Харрис.
До жителей Гебридских островов дошел слух о судьбе детей моря, и все знали, что раз в году можно увидеть, как они резвятся на взморье целые сутки — от одного заката солнца до другого.



Шелки (Селки, англ. Selkie) — мифические существа из шотландского и ирландского фольклора (в Ирландии их называют роаны), морской народ, люди-тюлени.

Внешне похожи на человекоподобных тюленей с карими глазами. Тюленьи шкуры позволяют им жить в море, однако они время от времени должны выныривать, чтобы глотнуть воздуха.

По некоторым источникам, шелки — потомки людей, изгнанных в море за свои преступления. Вот почему их так тянет на сушу. Могут выходит из воды один раз в 9 ночей.

Внешне селки напоминают человекоподобных тюленей с кроткими карими глазами, но, когда они сбрасывают тюленьи шкуры и появляются на берегу, то предстают как прекрасные юноши и девушки. Свои тюленьи шкурки они берегут и прячут, ведь если эту шкуру найдет кто-то из людей, то селка (или селк) останется на суше, и чаще всего им приходится выходить замуж (или женится) на похитителях шкурки.

Правда, иногда такое случается и по любви - скажем, если какая-нибудь молодая и глупая селка полюбит земного юношу, она оставит ему на берегу красную шапочку, и, если юноша ответит ей взаимностью, то он возьмет шапочку и явится на берег на закате следующего дня. На свой страх и риск...



Правда, признаться честно, даже в браке по любви человеческому супругу приходилось прятать тюленью шкуру, ибо зов моря для селков был сильнее любой привязанности, и, отыскав свою шкуру, они незамедлительно обращались в тюленей и возвращались в соленую пучину. Их не останавливали даже оставшиеся на берегу дети, что, не имея собственной шкурки, отличались от сверстников лишь небольшими перепонками между пальцев, выдающими их "водное" происхождение. В легендах распространен сюжет, когда сын или дочь селки сами находили тюленью кожу, и тогда сами становились тюленями, но куда чаще они приносили шкуру матери или отцу, и тогда селка, либо селк, покидали свои семьи, лишь изредка навещая детей на берегу. Кстати говоря, дети селков не были обделены природой - мало того, что красавцы да красавицы, они еще и обладали целительскими способностями, так что вряд ли таки браки, пусть и недолговечные, можно назвать бесплодными.

Кстати говоря, селку можно призвать и вне особой ночи - сев на камень и уронив в воду семь слезинок. Если поблизости окажется одна из морского народа, то она приплывет, и там уж все все зависит от личного обаяния призвавшего - просто так шкуру снимать она не станет! Да и отношения с ней - штука непростая, ведь, к примеру, селки из Шотландии куда мстительнее своих ирландских родственниц, и нередко вызывают бури или топят лодки с неверными любовниками!

Роаны во многом подобны шелкам, но отличаются большим миролюбием и робостью.

Шотландская легенда рассказывает о том что случилось с рыбаком, Родриком Мак-Кодрамом из клана Доналд. Он жил на острове Бернерери, одном из Внешних Гебридских островов. Как-то раз он шел по взморью к своей лодке, как вдруг до него донеслись голоса,— кто-то пел среди больших камней, разбросанных по берегу. Рыбак осторожно подошел к камням, выглянул из-за них и увидел детей моря, что спешили наиграться вволю, пока не зайдет солнце. Они резвились, и длинные волосы их развевались по ветру, а глаза сияли от радости.
Но рыбак смотрел на них недолго. Он знал, что тюлени боятся людей, и хотел было уже повернуть назад, как вдруг заметил сваленные в кучу шелковистые шкурки — серые, черные и золотисто-коричневые. Шкурки лежали на камне, там, где дети моря сбросили их с себя. Рыбак поднял одну золотисто-коричневую шкурку, самую шелковистую и блестящую, и подумал, что не худо было бы ее унести. И вот он взял шкурку, принес ее домой и спрятал в щель над притолокой входной двери.
Когда все остальные перекинулись в тюленей и уплыли, на берегу осталась одна прелестная девушка. Она умоляла рыбака отдать шкуру, но тот полюбил девушку с первого взгляда и взял её в жены.



Они стали жить вместе и были счастливы, но жену рыбака словно что-то тяготило: она порой с тоской поглядывала на море. Как-то младшая дочка спросила ее, что такое лежит в каменном сарае — такое серебристое, с коричневыми полосками. Женщина бросилась в сарай, схватила шкуру и устремилась к морю.
Только раз она оглянулась на домик, где хоть и жила против воли, но все же познала маленькое счастье. Шумел прибой, на сушу катились волны Атлантического океана, и пена их окаймляла берег. За этой пенной каймой стояли несчастные дети рыбака. Дочь морского короля видела их, но зов моря громче звучал у нее в душе, чем плач ее детей, рожденных на земле. И она плыла все дальше и дальше и пела от радости и счастья.
Когда Родрик Мак-Кодрам вернулся домой с рыбной ловли, он увидел, что входная дверь распахнута настежь, а дом опустел. Не встретила хозяина заботливая жена, не приветствовало его веселое пламя торфа в очаге. Страх обуял Родрика, и он протянул руку к притолоке. Но тюленьей шкурки там уже не было, и рыбак понял, что его красавица жена вернулась в море. Тяжко стало ему, когда дети со слезами рассказали, как мать только молвила им: «Прощайте!» — и покинула их одних на берегу.
—Черен был тот час, когда шел я к своей лодке и заяц перебежал мне дорогу!— сокрушался Родрик.— И ветер тогда был сильный, и рыба ловилась плохо, а теперь обрушилось на меня великое горе…
Он так и не смог забыть свою красавицу жену и тосковал по ней до конца жизни. А дети его помнили, что их матерью была женщина-тюлень. Поэтому ни сыновья Родрика Мак-Кодрама, ни внуки его никогда не охотились на тюленей. И потомков их стали называть «Мак-Кодрамы Тюленьи».

В Шотландии многие рода ведут свою родословную от шелки. Рыбаки живущие возле озера Лох-Дуйх так рассказывают об этом.
Однажды лунной ночью три брата рыбачили на озере Лох-Дуйх, когда вдруг увидели на берегу танцующих на песке людей людей-тюленей, среди которых были три очаровательные девушки. Братья решили украсть их шкуры. Сделав так, они предложили пленницам стать их женами. Но младший брат был так тронут слезами своей невесты, что вернул ей шкуру, и красавица уплыла от него.
Через девять дней люди-тюлени возвратились на берег, и двум старшим братьям пришлось запереть своих женушек дома, дабы их не выкрали сородичи. А младший брат не выдержал и опять пошел на берег Лох-Дуйх, чтобы хоть одним глазком взглянуть на возлюбленную. Вдруг из воды появился отец девушки и сказал:
-Моя дочь тоже полюбила тебя и очень страдает. В награду за твою доброту и благородное сердце я разрешаю ей возвращаться к тебе через каждые девять ночей.
Парень был вне себя от радости.
Судьба же его братьев сложилась куда менее счастливо. От одного женушка все же уплыла – их дети нашли шкуру матери и возвратили ей. Другой же попытался сжечь шкуру, но женушка, увидев, что он делает, бросилась в огонь спасать шкуру и сгорела в языках пламени. И только младшенький каждую девятую ночь так и приходил на лунный берег озера Лох-Дуйх на свидание со своей возлюбленной. У них родилось пятеро детей от которых. как считается и ведут свой род нынешние жители деревни.

Похожие легенды есть и у народностей севера. Люди видели насколько приспособлен тюлень к жизни в суровых условиях Севера и мечтали приобрести такие же качества.



Случилось это в те времена, что некогда были, навсегда миновали и скоро придут снова. День за днем вокруг было только белое небо да белый снег, а люди, собаки и медведи казались черными пятнышками на белом снегу.
Природа здесь сурова. Дуют сильные ветры, так что людям приходится надвигать капюшон парки на самые глаза и повыше подтягивать меховые сапоги-мамлуки. Слова здесь замерзают на лету, так что приходится обламывать их с губ собеседника, а потом оттаивать на огне, чтобы узнать, что он сказал. Люди здесь живут в густых белых волосах старой Аннулук. Эта древняя праматерь, старая колдунья, есть сама Земля. И жил в этом краю человек, такой одинокий, что за долгие годы слезы прорезали на его щеках глубокие борозды.
Он старался бодриться и улыбаться. Он ходил на охоту. Он преследовал добычу и спал спокойно. Но он тосковал по человеческому обществу. Иногда, выплывая в каяке к отмелям, он видел тюленей и вспоминал старые истории о том, что когда-то давно тюлени были людьми. Теперь о том времени напоминают только тюленьи глаза, в которых светится мудрость, любовь и дикая душа.
Однажды вечером он охотился дотемна, но ничего не добыл. Когда на небе взошла луна и льдины заискрились в ее лучах, охотник оказался неподалеку от большого пятнистого утеса. Его острый глаз заметил, что на островке что-то плавно движется.
Он медленно и неслышно подплыл поближе: на вершине утеса танцевали несколько женщин. Они были нагие, как в тот самый первый день, когда вышли из материнского чрева. Охотник был одинок, у него не было друзей – разве только в воспоминаниях, – поэтому он сидел неподвижно и не сводил с женщин глаз. Тела их казались сотканными из лунного молока, кожа мерцала серебристыми блестками, как у весеннего лосося, а руки и ноги были длинные и стройные.
Они были так хороши, что охотник сидел как зачарованный, а тем временем волны, подталкивая лодку, несли ее все ближе и ближе к островку. Он уже слышал, как красавицы смеялись: по крайней мере так ему казалось – или то был плеск воды у скал островка? Охотник был сам не свой, увидев такое диво. И постепенно исчезло одиночество, сдавливавшее его грудь, как мокрая шкура. Почти не думая, действуя будто по наитию, он прыгнул на островок и схватил одну из тюленьих шкур. А потом притаился за краем скалы и спрятал шкуру под квутнгук (парка).
Они надевают тюленьи шкуры и одна за другой ныряют в море, вскрикивая и радостно смеясь. Все, кроме одной. Самая высокая из них ищет на камнях, ищет под камнями, ищет свою тюленью шкуру и нигде не может найти. Тут охотник осмелел, а почему – и сам не сказал бы. Он вышел из-за скалы и заговорил:
– Женщина... будь моей... женой. Я... я так одинок.
– Нет, я не могу быть женой, – отвечала она. – Ведь я из тех, кто живет темекванек, под водой.
– Будь моей женой, – настаивал охотник. – А на седьмое лето я верну тебе тюленью шкуру, и тогда ты сама решишь, уйти тебе или остаться.
Девушка-тюлень долго смотрела ему в лицо; глаза ее, не будь она из рода тюленей, были бы совсем человеческими. Наконец, словно через силу, она проговорила:
– Хорошо, я пойду с тобой. А через семь лет поглядим.
Прошло время, и у них родился сын, которому дали имя Урук. Он был маленький и пухлый. Зимой мать рассказывала Уруку сказки о существах, которые живут под водой, а отец длинным ножом вырезал из белого камня волка или медведя. Относя маленького Урука в постель, мать показывала ему в дымовом отверстии облака и говорила, на что они похожи. Только вместо ворона, медведя или волка она видела моржа, кита, тюленя или лосося – ведь это были те звери, которых она знала.
Но время шло, и кожа ее стала вянуть – сначала шелушиться, а потом трескаться. Веки стали облезать, а волосы выпадать. Она сделалась налуак, мертвенно-бледной. Тело ее сохло. Она старалась скрывать хромоту. Помимо ее воли, глаза у нее с каждым днем тускнели. Ей приходилось находить дорогу ощупью, потому что зрение угасало.
Так продолжалось, пока однажды ночью маленький Урук не проснулся от громких голосов. Он сел на постели из меховых одеял и услышал рык, походивший на медвежий, – то его отец бранил мать. Он услышал крик, как звон серебра о камень, – то был голос матери.
– Долгих семь лет назад ты спрятал мою тюленью шкуру. Теперь настала восьмая зима. Я хочу, чтобы ты вернул часть моей плоти! – кричала женщина-тюлениха.
– Я отдам ее тебе, а ты уйдешь от меня! – рычал муж.
– Не знаю, как я поступлю. Знаю только, что должна получить то, что мне принадлежит.
– И ты, негодная, оставишь меня без жены, а нашего мальчика без матери! С этими словами муж рванул меховой полог, закрывавший вход, и исчез в ночи.
Мальчик очень любил свою мать. Он боялся ее потерять и плакал, пока не уснул. Разбудил его ветер. То был странный ветер, он будто звал: "Ууруук! Ууурууук!"
Мальчик вылез из постели. Слыша, как ветер повторяет его имя, он выскочил в звездную-презвездную ночь.
– Ууууруууук!
Мальчик выбежал на утес, нависавший над водой. Там, далеко в бурном море, плавал серебристый тюлень, огромный и косматый. У него была большая голова, желтые глаза, а усы свисали на грудь.
Мальчик кубарем скатился с обрыва и в самом низу наткнулся на камень – нет, на сверток, – который выпал из расселины в камне. Волосы хлестали мальчика по лицу, как тысячи ледяных поводьев.
– Ууууууруууууук!
Мальчик судорожно развернул сверток и встряхнул его – то была тюленья шкура его матери. Уловив знакомый запах, он прижал шкуру к лицу, вдохнул – и душа его встрепенулась, как внезапный порыв летнего ветра.
Урук вскрикнул от боли и радости и снова поднес шкуру к лицу – и снова материнская душа коснулась его души. Он снова вскрикнул, наполненный бесконечной любовью своей матери.
А далеко в море старый серебристый тюлень медленно ушел под воду.
Мальчик вскарабкался на крутой берег и побежал к дому, тюленья шкура летела за ним, развеваясь по ветру. Он ворвался в дом и попал в объятия матери. Она прижала к груди его и свою шкуру и закрыла глаза, радуясь, что оба целы и невредимы.
Потом стала натягивать на себя шкуру.
– Нет, мама, не надо! – закричал мальчик.
Она подхватила его, зажала под мышкой и, прихрамывая, побежала к ревущему морю.
– Нет, мама, не уходи! Не оставляй меня! – плакал Урук.
Было видно, что она хочет остаться с сыном, жаждет этого всем сердцем, но что-то властно звало ее к себе – это что-то было старше ее, старше его, старше, чем время.
Она взглянула на сына глазами, полными беспредельной любви. Потом взяла его лицо в ладони и вдохнула ему в легкие ароматный воздух: раз, другой, третий. Держа его под мышкой, как ценную ношу, она нырнула в море и стала опускаться все глубже, глубже и глубже. Женщина-тюлениха и ее сын свободно дышали под водой.



Они быстро погружались в пучину и скоро оказались в подводной бухте, где жили тюлени. Там разные морские звери пировали, пели и плясали, вели беседы, а большой серебристый тюлень, который звал Урука из ночного моря, обнял мальчика и назвал его внуком.
– Как тебе жилось там, наверху, дочка? – спросил серебристый тюлень-великан.
Женщина-тюлениха отвела взгляд и сказала:
– Я обидела человека... который отдал все ради меня. Но я не могу к нему вернуться, потому что тогда я стану пленницей.
– А мальчик, мой внук? – спросил старый тюлень, и голос его дрогнул от гордости.
– Он должен вернуться, отец. Он не может здесь оставаться. Ему еще не пришло время жить здесь, с нами. – Она заплакала, а вслед за ней заплакали и старый тюлень с мальчиком.
Прошло несколько дней и ночей, а если точнее, семь, и волосы и глаза женщины-тюленихи заблестели, как прежде. Кожа снова стала смуглой и гладкой, зрение острым, тело полным, поступь легкой. Но вот настало время мальчику возвращаться на сушу. В ту ночь старый тюлень-дед и прекрасная тюлениха-мать отправились в путь, держа между собой мальчика. Они плыли назад, все выше и выше, в верхний мир. Там они ласково вынесли Урука на залитый лунным светом берег.
– Я всегда буду с тобой, – заверила мальчика мать.
Старый серебристый тюлень и его дочь долго целовали мальчика. Наконец, с трудом оторвавшись от него, они отплыли от берега и, бросив на него последний взгляд, исчезли под водой. А Урук остался. Потому что его время еще не настало.
Годы шли, он вырос, научился петь, играть на бубне и стал сильным шаманом. Говорят, что всем этим он обязан тому, что в детстве великие духи тюленей уносили его в море. До сих пор сквозь серый утренний туман иногда можно увидеть, как он, привязав свой каяк, опускается на колени на скалистом островке в море и разговаривает с тюленихой, которая часто подплывает к берегу. Хотя многие на нее охотились, и не раз, но ничего из этого не вышло. Ее называют Танкигкак, светлая, священная. Рассказывают, что, хоть она и тюлениха, глаза у нее человеческие – в них светится мудрость, любовь и дикая душа.