У нас на сайте
Всем, кто любит книги Дмитрия Морозова!
Тем, кто хочет помочь автору в его творчестве, оказать информационную, издательскую, юридическую, организационную помощь, и, наконец, просто оставить отзыв или критику о произведении.
Читать дальше...
Бора
Это не кадры очередного апокалиптического фильма из Голливуда, а последствия уникального природного явления – новороссийской боры (она же норд-ост). (итал. bora, от греч. — северный ветер; «боре...
Читать дальше...
Русские боги и русские люди
«Вера — лишь нежелание понять замыслы Божьи». «Сам с каждым хочет говорить Творец. Посредников Творец не знает». Есть такой критерий, что Бог это дающий, а дьявол это отбирающий. Бог дает мир, с...
Читать дальше...
«Вера — лишь нежелание понять замыслы Божьи». «Сам с каждым хочет говорить Творец. Посредников Творец не знает». Есть такой критерий, что Бог это дающий, а дьявол это отбирающий. Бог дает мир, с...
Читать дальше...
#1 Вечер у обочины | 11.04.2013 19:35:52 |
Дмитрий Писатель
Off-line
|
|
Я – слеп, и мой удел – ночь. Тьма, окутывающая мир, уравнивает меня со зрячими. И тогда… тогда я начинаю слушать. Я слышу всё: шорох трав и журчанье воды, шелест клинка в ножнах и свист рассекаемого воздуха. Слышу – и приходит время моей охоты. Впрочем, пока ещё рано. Я скольжу в ночных, ажурных тенях, впитывая запахи окружающего мира. Приятнее всего пахнет лес: прелой хвоей, духовитым ароматом разнотравья и остро-терпким запахом животных. Они малы и неразумны, и можно славно порезвиться среди них – но лес под моей защитой и охота продолжается. Земля поднимается, твердеет – и я замираю, чувствуя запах остывающего от дневной жары бетона и терпкую вонь горелой резины. Тут ездят гладкие, пустые чудища. Безмозглые и большеглазые, они могут заметить мой силуэт. Тогда двуногие, живущие в них, пугаются и запах адреналина ласкает мне ноздри. Впрочем, иногда они хватают железные палки и пытаются охотится на меня. Это бывает больно, но это сладкая боль, боль, связанная со сладким вкусом парного мяса. Они швыряются сталью, но сталь мне не страшна, моё тело расступается перед ней, как вода – что бы сомкнуться следом. Хотя это и больно.
Непроизвольно напряглись мышцы большого и сильного тела, выступили и мелькнули в ночи белоснежные клыки. Воспоминания… Они кружат голову, в них есть свет – и лица… Люди. Венцы творенья. Слабые и бездушные, умеющие гордиться чужим умом и не умеющие стыдиться собственных дел. Охота на них – вызвана болью, но не болью ран, а какой-то иной, от которой тягуче ноет сердце. Стар зверь. Седина вылизала шкуру, смешав белые, как снег, ворсинки с чёрными – как ночь. Он торопливо трясёт головой, отгоняя воспоминания. Впереди – охота, и сладкий привкус крови поможет забыться и забыть. Забыть чужие крики, шумные хлопки выстрелов и самку, до последнего защищающую детёнышей. Маленькие пушистые комочки, не умеющие пропускать сквозь себя боль, считая её – сладкой. Визг тормозов заставил память, испуганно и тягуче выплывающей на поверхность разума, испуганно отпрянуть и спрятаться в глубинах Зверя. Тот встряхнулся и отступил поглубже в тень: охота сегодня будет простой, добыча, как бывало не раз, сама пришла к нему, на его территорию. — Удобное местечко, Косой! Зверья здесь полно, можно даже не прикапывать – через пару дней разве что кость какую найдут. Всё растащут. — Так близко от города? Уверен? Тихий, полный внутреннего превосходства смех. — Уверен, уверен. Ты, главное, ко мне поближе держись, и ствол не опускай. А то бывало – и охотники пропадали. Вроде нас с тобой. Выволакивай девку! Чем быстрей пустим ей кровь, тем быстрее лишимся статуса добычи. Послышалось тихое шипение, в глубине железного монстра кто-то яростно дёргался. Зверь заинтересованно приподнял уши. Сильно запахло самкой. Молодой, сильной, двуногой… от неё пахло страхом, испражнениями – и молоком. Она ещё совсем недавно кормила щенят. — Пусти! – тихая, но полная боли возня. Звук удара. — Ножом, ножом полосни. Да не развязывай, неважно куда, вон в руку ткни – хватит. Давай оттащим поглубже. Зверь неслышной тенью скользил за двумя бугаями, волочившими по листве маленькую изломанную фигурку. В ноздри бил пряный, густой запах – запах жертвы. Не удержавшись, тот пару раз слизнул ароматные капли. В голову ударила тягучая волна гнева, заставив его биться сильней – и чаще. Эти двуногие принимают его за жреца? За падальщика, неспособного взять положенное ему самому – и силой? Протащив метров пятьдесят, амбалы решили, что этого довольно. Бросив связанную, они торопливо защарили лучами фонариков по кустам, приготовив оружие. — Думаешь, прям щас придёт? Было бы неплохо. За шкуру Зверя с серебристым отливом дают столько, что можно год жить, как олигарх. — Ты добудь его сначала… Слова прервало тихое рычание. Тёмная тень неслышно выскользнула из за кустов и в два прыжка преодолела расстояние до двуногих. Бой! Толстые, полные жира пальцы не успели дрогнуть на спусковых крючках, как, сильные удары выбили оружие из рук. Зверь насмешливо уселся перед оторопевшими двуногими, мнившими себя венцом природы, и насмешливо завыл. Те замерли. Чёрная голова неторопливо повернулась в одну сторону, в другую… Фонарики давно валялись на земле, и было видно: шкура затянула зарницы глаз, заросла намертво. — Слышь…. Он слеп! Давай аккуратно… с двух сторон… Вот теперь я услышал то, что хотел. Шелест клинка в ножнах, горячее дыхание приближающихся врагов – и развернувшись, кинулся вперёд. Сладка кровь добычи, и гладки его когти! Только обнаживший их считается достойным смерти, только боль от гладких клыков несёт сладость боя. Удар! Гибкое тело легко уворачивается, сильная лапа бьёт прямо в скрытую разгрузкой грудь. Дробятся кости, сжимая останавливающееся сердце. Удар! Второй подкрался сзади. Тело расступается перед сталью, как вода, что бы сомкнуться следом. Разворот, удар! Из распоротой шеи хлещет кровь, и Зверь жадно лакает, смакуя и растягивая наслаждение. Он способен побеждать! Старый и уставший, потерявший всё и всех – он завалил плюющихся сталью, он способен жить – хотя бы ради мести. Под кустом завозилась самка. Зверь пригнулся, выпустив клыки, но тут нахлынуло: Двое, он и она, и небольшие клубки у их ног. Дети? Щенки? Медленно и нежно водить носом вдоль носа любимой, млея от нечаянной ласки. Короткие, сухие выстрелы, замершие комочки будущего – и кровь, навеки скрывшая краски этого мира. Постояв, Зверь медленно, словно нехотя подошел к приготовленной ему жертве. Сухо щёлкнули резцы, перегрызая верёвки. Самка. Где-то там, вдоль линии каменных дорог, её могут ждать детёныши. Развернувшись, Зверь потрусил в дороге. Девушка, хныча, плелась следом. Впрочем, ей хватило ума подобрать с земли фонарь – и оружие. Одна, после того, как её, оглушив, проволокли волоком по лесу, теряя кровь не нескольких резанных ран, она никогда не нашла бы дороги. Ночные хищники, вышедшие на свои охотничьи тропы, провожали лёгкую добычу жадными глазами – и не нападали, чувствуя Зверя. Машина стояла на обочине. Двигатель еле слышно урчал, обещая тепло – и бешенную скорость подальше от страшного места. Увидев её, девушка выронила уже ненужный ей фонарь и торопливо заковыляла к груде железа, обещающей тепло и защиту. Она торопливо повернула ключ зажигания – мотор заурчал, педаль газа дрогнула в ожидании…. Зверь терпеливо стоял у обочины. Пустые глазницы, не дрогнув, смотрели в сторону вспыхнувших фар. «За шкуру серебристого Зверя можно год жить, как олигарху. С еле слышным стуком переломился обрез, выглянули хищные жала серебряных пуль. Зверь стоял у обочины, чуть покачиваясь. Перед ним было гладкое, скользкое железо. Один прыжок – и оно покроется кровавой пеной, став невыразимо сладким. Но – два мелких клубящихся комка у ног. Щенки. Дети. Курки сухо щелкнули, становясь на боевой взвод. Хищное серебро начало свой бег, разгоняясь всё быстрей и быстрей. Зверь чувствовал всё это – но ещё он чувствовал запах молока. Автомобильные фары светили в упор, руки тряслись, пальцы дрожали, но – год жить, как олигарху! Сухо щёлкнул слитный, двойной выстрел. Зверь не стал уворачиваться. Серебро разворотило грудь, заставив медленно, с достоинством опуститься на землю. Долгая охота окончена. « -Дети! Я иду к вам!» А возле него с верёвкой уже приплясывала предприимчивая девица, стараясь затащить тушу в багажник, не замечая, как от натуги кровь от начавших сворачиваться ран вновь засочилась, покрывая гладкое покрытие машины. Лесные хищники, почуявшие смерть Зверя, вздрогнули и повернулись к машине. |
|
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.