Оборотни

Оборотни — мифологические и фантастические существа, способные принимать облик человека и зверя. В бытовой речи «оборотень» часто означает волка-оборотня, но в мифологии и фантастике встречаются разные виды.



Виды оборотней - волки, кошачьи (львы, тигры, пантеры, барсы, леопарды, ягуары, чёрные кошки, бакэнэко), лисы (кицунэ, кумихо, хули-цзины), псы (тануки), медведи, вепри, гиены, вороны, лебеди, крокодилы, змеи, амфибии, акулы, журавли (цуру), крысы (нэдзуми), пауки (кумо), обезьяны (сару), карпы (кой) и многие другие.

Об этой истории много споров. Верить или нет, это ваше решение. Но даже если вы и не верите в истории подобного характера, прочитайте для ознакомления.

Два мужчины, возвращаясь вечером из города в деревню через лесополосу услышали сзади непонятный звук, похожий на рычание. Через несколько секунд мимо них пробежал зверь, который, как они говорили, был нечто среднее, между свиньёй и собакой. Очевидцы также утверждали, что из пасти у него шла слюна, и он был весь в крови.

Наблюдатели решили подождать, пока он скроется из виду, однако то, что произошло в следующий момент, чуть не стоило им жизни. Бежавший впереди зверь неожиданно повернул назад, и пополз к ним навстречу. Один из очевидцев говорил, что по поведению зверя можно было подумать, что того сбила машина, но "оборотень" быстро очухался. В руках у мужчин были только барсетки с документами, а вступать в схватку со зверем без оружия равносильно самоубийству. Им ничего не оставалось, как попытаться отбиться от нечисти поломанными сучьями и комьями снега. Один из очевидцев камнем попал по спине "оборотня". Зверь зарычал и попятился на другого мужчину, который испугавшись побежал назад. Другой наблюдатель, увидев бегущего друга, тоже пустился в бегство. Оба бежали в страхе не оборачиваясь до самой деревни. Между собой они договорились никому не рассказывать, подумав, что всё это им почудилось, и там была просто одичавшая дворняга (мол в страшном лесу и не такое может почудиться).

Однако об этом происшествии им напомнила пожилая женщина из их села. Никогда не жаловшаяся ранее на здоровье, она сильно хромала. По неестественно поднятой вверх правой руке было видно, что лопатка и рука загипсованы. Раньше она здоровалась с односельчанами попавшими в непростую ситуацию, а теперь лишь кинула косой взгляд на них. В деревне ходят слухи о том, что эта старуха ведьма. Раньше ни один из очевидцев в это не верил, но теперь...

На вопрос "как он может это объяснить?" он отвечает: "Чертовщина какая-то."

У древних славян была методика единения с тем или иным ВИДОМ животных. Олицетворяя себя с каким то конкретным животным, воин получал дополнительные силу и скорость, но психика его менялась. Эта методика известна до сих пор, и один мастер, её практикующий, признался что входя в подобное состояние, он доброжелательно относится к вошедшим в такой же транс мастерам животным своего вида, но испытывает сильное желание впиться в горло чужим.
Например, сам ассоциируя себя с волком, он был вынужден практически полностью отказаться от общения с мастером, чей дух - куница

ВОЛКИ оборотни

Волки-оборотни, или вервольфы, верволки, ликантропы — разновидность оборотней, принимающих облик человека, волка и иногда гибридную антропоморфную форму.
Антропоморфизм (греч. Антропос - человек, морфи - вид) — наделение животных, предметов и явлений человеческими чертами, например способностью говорить.


Три формы оборотня: человеческая, промежуточная, волчья.

Этот образ так широко распространён в европейской мифологии и современной фантастике, что бытовое слово «оборотень» обозначает именно «волка -оборотня». Вервольфам приписывают множество качеств: связь с Луной, уязвимость к серебру, регенерацию, заражение через укус, каннибализм… За исключением славянских, канадских и американских мифов, легенды о волках-оборотнях показывают их злыми или проклятыми существами.

Другие слова, означающие волка-оборотня — волко(д)лак, вурдалак, опрокидень, перевертень, перевёртыш, песьеглавец, псоглавый (славянские страны), big wolf (США), loup-garou, lupins (Фрация, Канада), daemonium lupum (лат. демонический волк, в европейских бестиариях), cynocephalus (греч. собакоголовый, в мифах Древней Греции), hombre lobo (Мексика, Испания), вилкатис (Латвия).
Слово «вурдалак» возникло из неправильно переданного А. С. Пушкиным «волкодлак» и чаще означает вампира, но иногда используется и для обозначения оборотня.

Считалось что оборотня можно отличить от обычных людей и животных: в людском обличье у него может быть сросшаяся бровь, шерсть под языком или под кожей, низко посаженные уши… в волчьем — человеческие глаза или голос, может отсутствовать хвост.



В средневековье считалось, что одним из главнейших признаков ликантропа является обильное оволосение тела. На этой почве возникали довольно жестокие курьезы.
Так, в 1541 году в Павии был пойман маньяк, вообразивший себя волком. Он утверждал, что его мех растет не наружу, как обычно, а внутрь. Чтобы проверить правдивость его слов, судьи велели отрубить ему руки и ноги. Проверка показала, что шерсти под кожей не было. Подсудимый был признан невиновным и отпущен на свободу, где он тут же умер от потери крови.

Различие должно быть сделано между истинными оборотнями, людьми осознанно становящимися на время оборотнями (так называемыми временными оборотнями), инициированными оборотнями и ликантропами.

Истинные оборотни - те для кого оборотничество является генетической чертой; они размножаются с другими оборотнями и производят оборотней младенцев.
Причем неясно, какой облик оборотня является истинным – человеческий или звериный. Сохраняют одинаковое сознание в обеих формах.

Российский ученый Евгений Файдыш дает такое объяснение феномену истинного оборотня: «Если рассматривать человека как многомерное существо, тогда то, что воспринимается нами как превращение, означает лишь, что в нашей физической реальности это существо повернулось к нам другой своей гранью. А эта другая его грань может выглядеть как животное, растение или булыжник. Это такие же компоненты целого, как, скажем, морда и хвост кошки, у которых внешне нет ничего общего. Та же ситуация и с оборотнем, у которого облик человека и облик зверя – не более чем грани одного многомерного существа».



И заметьте, наши далекие предки очень правильно это понимали. Об этом свидетельствует и древнее название оборотня – волкодлак (от слов «волк» и «длака», где слово «длака» означает шкуру). А стало быть, оборотень – это человек, кожа которого изнутри покрыта волчьей шерстью. И когда он выворачивается наизнанку, то принимает волчий облик. Тут вопрос, в каком виде он более настоящий, просто лишается смысла. Он реален в обоих обликах, а возможно, еще и в каких-то других. Недаром в сказках, когда ведьме, превратившейся, скажем, в кошку, отрубают лапу, она, вернувшись в человеческое обличье, оказывается безрукой.
Только истинные оборотни могут инфицировать других оборотничеством.

Временные оборотни - люди осознанно и добровольно принимающие звериный облик на какое то время. После превращения полностью сохраняют человеческий разум и мышление.

В фольклоре и «Слове о полку Игореве» историческая фигура Всеслава Вещего представляется колдуном и оборотнем. В форме волка он способен за одну ночь донестись от Киева до Тьмутаракани.
Днем «суды судиши, а сам в ночь влеком рыскаше из Киева», "...князьям города рядил, а сам в ночи волком рыскал... Херсоню великому волком путь перерыскивал..." (Слово о полку Игореве).



Другой герой с такими способностями — богатырь Вольга Святославич.
Вольга Святославич (также Волх Всеславьевич) — богатырь, персонаж русских былин. Основными отличительными чертами этого героя являются способность к оборотничеству и умение понимать язык птиц и животных.
Центральный момент былин о Вольге — его поход в далекое царство. Он набирает дружину. Чтобы снабдить её всем необходимым, он обращается в волка и сокола, кормя её охотой. Успех похода вызван мудростью Вольги. Он горностаем портит тетивы луков врагов, волком перекусывает горла лошадям и проч.

Волками, а также воронами, соколами и иногда другими зверями, умели оборачиваться волхвы.

В те поры поучился Волх ко премудростям:
А и первой мудрости учился
Обертываться ясным соколом,
Ко другой-то мудрости учился он Волх
Обертываться серым волком,

Такой образ присутствует в летописи 1282 года, повествующей о волколаке, который "гонит облака и изъедает луну" (славяне долго хранили веру в волхвов-облакогонителей, которые превращались в волков, поднимались на небо и призывали дождь или разгоняли тучи).



В более позднее время умением оборачиваться волками наделяли характерников.
Характерник - казак, воин, мудрец и колдун в одном лице.

О превращении в волка свидетельствуют легенды про кошевого Сирка (одного из самых знаменитых характерников): " Тодi зiскочив з коня, дав його другому козаковi, а сам кувирдь - та й зробився вовком i побiг до татар... Як стали тi татари вiдпочивати, то той вовк поробив iм так, що вони всi поснули. Тодi вiн назад до козакiв та знову кувирдь - i зробився чоловiком!"



Принять облик зверя можно было с помощью заговоров и обрядов ("премудростей") или перекидыванием. Пререкидывание было самым распространенным способом. Человек наделенный 'сверхъестественными' способностями, становится волком, 'перекинувшись' (перевернувшись) через воткнутый в гладкий пень или землю нож или топор. Перекидывались также через коромысло, пень, обручи, двенадцать ножей, веревку, ветку дерева, огонь на печном шестке, через сердцевину упавшего дерева или просто перекувырнувшись "против солнца" и т.п.

Так, по рассказам жителей села Лучасы Смоленской губернии, там когда-то жил человек-оборотень. Он куда-то уходил и пропадал бесследно. Однажды его односельчане после очередного такого исчезновения обнаружили за овином воткнутый в землю нож. Его вынули из грунта, и с той поры мужчина пропадал невесть где целых три года. После этого местный знахарь посоветовал опять воткнуть этот нож туда, где его обнаружили. Сказано – сделано, и вскоре после этого пропавший человек вернулся в свою избу, да только весь заросший волчьей шерстью. Его попарили в бане, и шерсть сошла. И только после этого он признался, что всегда, когда перекидывался через нож, он обращался в волка, а перекинувшись еще раз, приобретал человеческий вид. А в тот раз, когда нож за овином убрали, ему пришлось три года бегать волком в поле. Кстати, даже в волчьем обличье мысли у него оставались человеческие.

Инициированные оборотни - те чье оборотничество следствие каких либо причин.
Так считалось что достаточно родиться во время новолуния или выпить воду из следа волка. Заражение через укус распространено в современной фантастике, но редко встречалось в легендах. Такой оборотень не властен над своими поступками в форме волка.


Стадии трансформации от человека до зверя

В средневековой Европе верили что способность к превращению может быть нечистым даром, полученным по договору у тёмных сил. Упоминается, что такое оборотничество можно излечить экзорцизмом или лекарственно (как правило, волчьим корнем).

Имеются среди инициированных оборотни, чье изменение формы произведено волшебным изделием; эти существа не могут инфицировать других оборотничеством, хотя волшебные изделия могут быть переданы новым владельцам. Некоторые из изделий прокляты, так, чтобы, как только они надеты, их нельзя снять без применения заклинания снятия проклятия.

Простые люди могли сделаться волками, переступив через заговоренную колдуном вещь или одев волчью шкуру. Также для того, чтобы превратить человека в волка, колдун или ведьма набрасывают на него звериную шкуру, ленту, медальон или пояс (повязывая им).



В литовской мифологии оборотни вилктаки («быть волком») или вилколаки «с волчьей шерстью») имеют отличительные приметы: зубы у них человеческие, а под шеей - белое пятно (когда они были людьми, на этом месте повязывался платок). Вилколаки сохраняют человеческий разум, но теряют дар речи. С природными волками эти оборотни не смешиваются, предпочитая бродить поблизости от человеческого жилья. В вилколаков людей превращают ведьмы и колдуны при помощи зачаровaннoгo пояса. Но оборотнем можно стать и по собственной воле: для этого достаточно перевернуться через пень ивы. Для людей опасность представляют только такие добровольные оборотни, а заколдованные вилколаки - вполне мирные и очень несчастные существа.

"Милава не сводила глаз с волка, а он не двигался, тоже смотрел на нее, не нападал и не уходил, как будто чего-то ждал. Приглядевшись, Милава заметила, что волк выглядит не грозно, а скорее жалко. Пожалуй, это даже была волчица – исхудалая, с провалившимися боками и поджатым животом, как в самую суровую лютую зиму, с тусклой шерстью, висящей клочьями. И глаза ее смотрели на девушку жалко, тоскливо. Сейчас ведь не начало лета, когда исхудавшие кормящие детенышей волчицы выходят поискать себе еды. Что же это?
– Ты чего? – с дрожью в голосе спросила Милава. От испуга она никак не могла вспомнить нужных слов заговора, отгоняющего опасных зверей, и говорила первое, что приходило на язык, – как будто волчица была разумна и могла понять простые слова. – Чего ты вышла? Иди в лес. Не трогай меня. Я же тебя не трогаю.
Волчица не двинулась с места, склонила голову, ее желтые глаза по-прежнему с тоской смотрели на Милаву.
– Может, ты есть хочешь? – уже чуть смелее спросила Милава. – Я тебе пирога дам.
Она вытащила из узла поминальный пирог, разломила его пополам и бросила половинку волчице. Та молнией набросилась на пирог и проглотила его с жадностью, чуть не подавилась, глухо кашлянула и выжидающе подняла морду. Милава бросила ей вторую половину пирога.
– Ешь, ешь, – пробормотала она, пока волчица жадно поедала угощение. – Вот и ты ее помянула. Это пирог по подруге моей, брата моего невесте…
Горе снова набросилось на Милаву, словно сторожило где-то поблизости, слезы переполнили глаза и потекли по щекам. Волчица несмело шагнула к Милаве и застыла в двух шагах. Милава вытерла глаза, волчица нагнула голову, и Милаве захотелось ее погладить, как собаку. Может, у нее тоже беда. Может, у нее волк-муж погиб. Волки ведь парами живут, как люди, и дети при родителях.
Волчица подняла морду, и Милава не поверила глазам: по серой шерсти текли слезы.
– Ой, а ты чего? – Милава терла глаза, думая, что это ей от слез мерещится. – Разве волки умеют плакать?
Не моргая, волчица смотрела ей в глаза, и во взгляде ее была такая тоска, отчаяние, что Милаве до боли стало жаль эту волчицу с ее неизвестным горем, показалось даже, что она ее знала давно… Милава вглядывалась в желтые глаза зверя, но ощущение давней близости не проходило. Волчица нервно переступила сухими лапами, шагнула к ней, подняла морду совсем близко, рукой можно коснуться, тонко жалобно заскулила, словно умоляла о чем-то…
И Милава вскрикнула от внезапной догадки, поразившей ее, словно молния. Боясь и желая, чтобы это оказалось правдой, она глубоко вздохнула несколько раз, стараясь успокоиться, отчаянно боясь по неумению испортить такое важное дело. Дело жизни и смерти. Она не знала, что в точности нужно делать, но сердце ей подсказывало, что медлить нельзя.
– Малинка… Это ты? – хриплым от волнения голосом едва сумела выговорить она. – Малинка!
И волчица вдруг бросилась на землю, завертелась, ерзая шкурой по земле, дрыгая в воздухе лапами, завыла… И на ее месте оказалась девушка в уборе невесты, помятом и грязном, с растрепанными волосами. Она каталась по земле и кричала, как от боли, крик ее был бессознательно-резким, отчаянным, в нем слышалось что-то звериное. Она билась о землю и цеплялась за нее, словно хотела остановиться, но неведомая сила била и катала ее по земле. Потрясенная Милава зажимала себе рот, чтобы не разрыдаться от волнения, ее била крупная дрожь, она не верила своим глазам. Да, это была Малинка, исхудалая и бледная, со свалявшимися, словно год немытыми волосами, с темными кругами под зажмуренными глазами, кричащая что-то неразборчивое.
Еще не опомнившись, Милава кинулась к ней, попыталась поднять. Малинка вцепилась в нее с невиданной силой отчаяния, как утопающая, и они вместе оказались на земле. Милава обнимала сестру изо всех сил, как будто хотела удержать и не пустить обратно в чужой, звериный мир, откуда Малинку вырвало волшебство хлеба, испеченного человеческими руками, и ее человеческого имени."
Елизавета Дворецкая "Чуроборский оборотень"


Считалось, что особо сильные колдуны могли "пустить волками" целые свадебные поезда. Для этого колдун берет столько ремней, сколько в поезде лиц, нашептывает над этими вещами заклятье, и кого потом подпояшет таким поясом, тот и становится волком. Иногда ведьма перекапывает едущему от венца поезду дорогу небольшим ровиком: едва поезд наедет на это углубление как лошади падают мертвые, а люди убегают в зверином образе и т.п.
И свет померк в глазах людей, земля качнулась, небо дрогнуло, лес завертелся вокруг белого поля. Каждая косточка, каждый мускул в человеческих телах пришли в движение, страшное колдовство ломало их и изменяло непоправимо… Несколько мгновений – и со спин обезумевших коней на белую пашню неловкими комками полетели волки, серые лохматые звери, скулящие и воющие от ужаса, не понимающие, что с ними случилось, не узнающие своих голосов, своих тел, всего мира вокруг. Они хотели звать на помощь добрых родных чуров, но слышали волчий вой, голос зверя, которого называют «чужой».
Дворецкая "Чуроборский оборотень"



По этому, молодоженов и свадебные поезда всегда охранял специально приглашенный колдун - вежливец и дружка, "шафер со стороны жениха", на юге называемый "волком".
Вежливец, вежливой (волк) - почетное прозвание колдуна на свадьбе. Обязанность вежливца - "охранять свадьбу от порчи, разрушать злонамеренные чары и предупреждать всякие, считаемые худыми предзнаменования.

И, имеются "проклятые оборотни" созданные заклинанием или проклятием оборотничества насланным непосредственно на человека колдуном. Они не имеют возможности не превратиться в волка в известный, урочный для них час, преимущественно это бывает ночью; это превращение для них очень мучительно.
Женитьба таких несчастных, часто оканчивалась бедою: в одну из ночей волколак загрызал свою жену и навсегда убегал из дома.

Волколаки превращенные по проклятию не должны не в коем случае есть человеческое мясо, иначе навсегда волками останутся.

Проклятье древних лет довлеет надо мной:
Как только полнолуние, я словно сам не свой!
В свете полной луны зверем я становлюсь,
Ни кола, ни ножа, ни огня не боюсь!
Свою жертву настигну в четыре прыжка.
Кровь, текущая в жилах, нужней, чем вода.

Первым упоминанием проклятого волка-оборотня считается античный миф о царе Ликаоне, который задумал развенчать божественность Зевса и подал ему блюдо из собственного сына царя. В наказание олимпиец превратил смертного в ненасытного волка.



Способность обращать проклятием человека в волка приписывалась святым и служителям церкви. Так святой Патрик превратил жестокого короля в волка.
Но Святой Патрик не был единственным кельтским святым, способным произвести такую трансформацию. Существовали и другие, чьи деяния описаны в христианских легендах Ирландии, Шотландии и Уэльса.

Довольно интересен способ превращения австралийского оборотня ирринджи (irrinja). Будучи в человеческом облике, он приходит к людям незадолго до песчаной бури. Когда начинает дуть сильный ветер, ирринджа ложится на землю, и его быстро засыпает песок. По окончании бури раздается песня птицы- мясника — песчаный холм, похоронивший ирринджу, начинает рассыпаться, и оттуда появляется огромный волк, нападающий на ближайшее поселение.

Проклятое, инфицированное и вынужденное оборотничество проявляется в полнолуние, также как в ночь перед, и в ночь после полнолуния. В течение этих ночей, персонаж теряет всю память обо всем что случается, пока он в животной форме, получает все способности, невосприимчивость, обороноспособность, и кровожадность инфицированного оборотня; но не может передать оборотничество.
Истинный и временный оборотень могут обратиться в любое время.

Так же кроме класических оборотней имеются звериные.
Звериные оборотни - это животные, которые могут оборачиваться в человека.

"— Он оборотень, да? — дрожащим голосом спросила Милава.
Да и что было спрашивать — самые страшные из басен и кощун, которые каждый знал с детства, были о них — об оборотнях и Князьях Леса. Оборотни наделены звериной силой и человеческим разумом, и если они злы, то нет врага страшнее. А тем более если это Звериный Князь, воплощенный дух того или иного звериного племени, соединивший в себе мощь и жизненную силу всего рода. Сильных Зверей боятся и почитают, им приносят жертвы, и только оружие самих богов способно одолеть их.
— Да, — подтвердил Огнеяр. — Все Сильные Звери оборотни. Оборотни, рожденные зверями. Даже если такой человечью шкуру наденет, то дух в нем останется звериный. А бывают другие. Рожденные людьми. Такие и в звериной шкуре человеческий разум и человеческую душу сохраняют."
Елизавета Дворецкая "Огненный волк"

Все лисьи оборотни относятся к звериным. Изначально это лиса принимающая облик человека.

Убитый в звериной ипостаси классический оборотень всегда возвращается к человеческой форме. И наоборот, убитый в человеческой форме звериный оборотень становится зверем.

Ошейник оборотня



"Серебряный ошейник" или так называемый "ошейник оборотня", был изобретен на основе воздействия серебра на организм оборотня. Был придуман как орудие возмездия, но крайне опасное, ведь такой ошейник нужно было надеть на живого оборотня. Где он был изобретен, точно сказать не могут, но считался весьма эффективным, для тех кто хотел оттянуть время и помучить ликантропа.

Устроен он был весьма просто: на кожаной жесткой ленте ставились острые клепки, в последствии их стали заменять тонкими иглами (не снаружи, как принято, а так, чтобы они впивались в горло) из серебра, совершался определенный ритуал (к сожалению данные о ритуале, тоже утеряны хотя на Руси скорее всего такую вещь просто освящали).



Далее предстояло выловить оборотня, желательно в полнолуние, причем в форме зверя. Если надеть ошейник на оборотня, то согласно поверью он не сможет превратится в человека, но и не сможет полностью стать волком (иными словами, получится волк ростом с человека, и ходить он будет на задних лапах, причем строение лап останется волчьим) соответственно, вы получите власть над ним, и сможете добиться полного подчинения.
Снять его он не сможет, и не сможет ему помочь и другой оборотень, поскольку клепали серебром ошейник с обеих сторон.

В 1460 году подобный ошейник был использован в Англии. По слухам он был одет на оборотня с целью обезвредить его во время процесса по делу этого оборотня. Его обвиняли в похищении детей и нападении на торговый караван. По словам уцелевших свидетелей один из волков убежал в сторону некоего дома. Вот хозяина и решили засудить.
Интересно то, что ошейник не произвёл на подсудимого никакого действия. Однако во время "строгого допроса", когда кровь залила ошейник, обвиняемый скончался.
Но власти сочли его смерть доказательством того, что обвиняемый - оборотень. С того времени к серебряному обручу стали приделывать шипы, направленные вовнутрь.



В XVIII веке "серебряный ошейник" упоминается как средство против оборотней на территории Европы. Оттуда в начале XIX века он был завезён в Азию. Достоверным фактом является то, что еще в 1780 году "серебреный ошейник" использовался на территории Карпатских гор. Кстати, именно там их обнаружили больше всего. Это не говорит о том, что там оборотни бродили толпами, а о том, что он там использовался.


Способы возвращения человеческого облика

-Перекинуться через волшебный предмет в обратную сторону.
-Волк станет человеком по истечении времени, условленного заклинанием.
-Накрыть волка человеческой одеждой.
-Накормить оборотня "благословленной едой", т.е. такой едой, которую благословили или хлебом испеченным матерью.
-Обвязать оборотня поясом с узлами, завязывая которые пришептывали "Господи, помилуй".
-Некоторые колдуны накладывают особые условия для возвращения человеческого облика.
-Часто в сказках проклятие снимается поцелуем любимой.

Ликантропия - это психическое состояние, при котором человек (ликантроп) считает себя оборотнем. При этом он не меняет своей физической формы, однако является в равной степени опасным, как и настоящий оборотень. В большинстве случаев нападений оборотней именно ликантропы являлись виновниками произошедшего.

Само слово «ликантропия» было впервые использовано в 1584 году Реджинальдом Скотом в его книге «Разоблачение колдовства» и обозначало «чрезвычайную форму сильного безумия, в котором человек может подражать поведению дикого животного, особенно волку».



Ужасно воя, он поведал, что стал волком,
Одно отличье между ними:
Волк покрыт шерстью снаружи,
Он — изнутри.
Пусть, сабли обнажа,
Ему плоть рассекут и шерсть найдут.
Джон Уэбстер. «Герцогиня Мальфи» (1614).

…Где-то среди теней, что обитают в потаенных глубинах человеческого сознания, крадучись блуждает беспощадный зверь. Это существо, невероятно древнее и первобытное, — реликт изначальной истории рода человеческого, осколок его исходной животной сути. И пусть прошедшие эпохи покрыли человека тонкой корочкой культуры и цивилизованности — зверь по-прежнему выжидает своего часа внутри каждого из нас, готовый в любой момент, как только сложатся благоприятные условия, выскочить наружу, чтобы сеять повсюду хаос и смерть…
По крайней мере, такова теория, которую порой используют для объяснения абсурдного или неоправданно жестокого поведения человеческих существ, — теория, рассматривающая такое поведение одновременно с позиций психологии и мира сверхъестественных явлений.

"Они искажали свою природу, эту божественную форму, и превращали себя в нечистых, жестоких и диких зверей".
Бове де Шовинкур, «Трактат о ликантропии»

Анри Буге, генеральный судья города Доле, писал в своем «Трактате против колдунов» в 1610 г.
«Весьма спорным остается вопрос, возможно ли для людей превращение в животных. Некоторые отстаивают такую возможность, другие отрицают, и есть веские основания для обеих точек зрения. Однако несомненно что есть люди считающие себя таковыми».

Один 28-летний убийца, страдавший ликантропией, описал свою болезнь таким образом:
— Когда я расстроен, я чувствую, как будто превращаюсь в кого-то другого; у меня цепенеют пальцы, словно булавки и иглы воткнуты мне в ладонь; я теряю контроль над собой... Я чувствую, что превращаюсь в волка. Я смотрю на себя в зеркало и вижу процесс превращения. Мое лицо теперь не мое, оно совершенно преображается. Я пристально всматриваюсь, мои зрачки расширяются, и я ощущаю, как будто у меня вырастает шерсть по всему телу, а зубы становятся длиннее.

Следует отметить, что этот недуг наиболее громко заявил о себе в XIX столетии, когда счет больных пошел на сотни. В средние века подобным людям очень не везло — ведь считалось, что способностью к превращениям в животных обладают только ведьмы и колдуны, использующие для этого черную магию. Когда аутодафе вышло из моды, ликантропическая тематика переместилась из сферы религиозных заблуждений в бескрайнее литературное пространство, где образ “оборотня” быстро оброс множеством дополнительных признаков, сформировавших окончательный облик мифического “человека-волка”.



Некоторые случаи ликантропии

Самым нашумевшим случаем был процесс в XVI веке над неким Жилем Гарнье, наводившем ужас на жителей северных французских деревушек. По мнению современников, нищий бродяга Гарнье встретил в лесу дьявола, продал ему душу, а взамен получил снадобье, благодаря которому мог превращаться в волка. Так или иначе Гарнье действительно загубил множество душ: насиловал женщин, занимался убийством детей, людоедством, отгрызал у трупов убитых им мужчин гениталии... Его поймали, допрашивали и пытали в Доле в 1574 году. Хотя изначально он был приговорен к повешению и сожжению тела, суд высшей инстанции аннулировал это решение и постановил, что Гренье должен жить до конца дней своих в темнице в монастыре. Там, как надеялся суд, он со временем пересмотрел бы свою дурную жизнь и обратился на истинный путь Христа. После этого имя Жана Гренье исчезает со страниц исторических документов.

В 1589 году в Германии около Кельна прошел нашумевший процесс над лесорубом Петером Штуббе. На дыбе он признался в том, что обращался при помощи дьявола в волка, резал скот и убивал женщин и детей, коих загрыз и съел четырнадцать. Кроме того убил он и двух беременных, пожрав плод из их чрева, а также собственного сына, у которого съел мозги. Ликантроп был приговорен к колесованию, затем раскаленными щипцами ему оторвали плоть с костей, перебили руки и ноги деревянным топором, отделили голову от туловища, насадили на кол и выставили за городской стеной Бедбурга, а тело сожгли на костре, развеяв прах по ветру.

К смерти был приговорен в Турени в 1598 году застигнутый на месте преступления полубезумный «оборотень» Жак Руле из Кода. Он признался, что растерзал мальчика, когда превратился в волка с помощью волшебной мази.
«У жертвы были съедены ляжки, естество, все мясистые части тела и половина лица, а плоть, прилегающая к этим местам, явно казалась изрубленной и изрезанной, словно зубами или когтями зверя, а лицо и ладони рук вышеупомянутого Руле были окровавлены» — так описывал место преступления судья Пьер де Ланкр в своем трактате «Неверие в колдовстве...».
«Превращались ли ваши руки и ноги в волчьи лапы?» — спросили Руле на допросе.
«О, да». — уверял обвиняемый.
Но несмотря на авторитет де Ланкра, который отправил на сожжение у столба более шестьсот человек, парижский парламент — редкий случай — посчитал Руле все же просто сумасшедшим и заменил ему смертный приговор двухлетним пребыванием в лечебнице для умалишенных.

1824 — Антуан Легер помещен в психиатрическую лечебницу за то, что убил 12-летнюю девочку, выпил ее кровь и съел ее сердце.
1849 — сержант Франсуа Бертран разрывал могилы, поедал плоть трупов и вступал с покойниками в половую связь.
1886 — “Оборотень Лондона” Генри Блот разрыл две могилы и обгрыз мягкие ткани трупов, после чего впал в гипнотический транс и был пойман полицией.

Оборотни и Полнолуние



Существовала еще одна проблема, занимавшая ученых и образованных людей: предполагаемая связь между оборотнями и полной луной.
Превращения оборотней рассматривались в XVII и XVIII веках как результат сверхъестественного воздействия растущей и убывающей луны. В XIX и XX веках это представление получило дальнейшее развитие, и зависимость превращений человека в волка от фаз луны считалась неопровержимым фактом, хотя подобные ассоциации ни разу не возникали во время процессов над вервольфами.
Почему же трансформации стали увязывать с полнолунием?

Луна уже давно напрямую связывалась с душевным равновесием. В английском языке слова lunacy (безумие, безрассудство) и lunatic (сумасшедший, душевнобольной), означающие психическую болезнь или повреждение рассудка, имеют общий корень с французским названием луны la lune, происходящим от имени римской богини Луны. Но откуда берет начало такая ассоциация?

Греки придерживались научных взглядов на человеческое тело и его болезни и так же, как позднее римский врач Гален, считали определяющими для жизнедеятельности веществами различные «гуморы» (жидкости) — такие как флегма (слизь), сангвис (кровь), холе (желчь), каждая из которых специфическим образом влияла на определенные части тела. Правильный баланс между ними позволял телу функционировать нормально и был залогом хорошего здоровья. Если порядок нарушался, то результатом являлась болезнь.

Мозг, как тогда считалось, содержит очень большое количество влаги, баланс которой ответствен за его нормальную жизнедеятельность. Это позволяло цивилизованному, рациональному и тренированному мышлению оставаться «у руля», в то время как другие, более темные побуждения подавлялись. Однако, как и другие части тела, внутренние органы могли испытывать влияние со стороны внешних факторов.



Наблюдая, как слабое гравитационное притяжение Луны влияет на морские приливы и отливы, греческие врачи пришли к выводу, что эта планета оказывает похожее воздействие на жидкость, содержащуюся в мозге, и может нарушить хрупкий «гуморальный баланс», позволяя диким и нездоровым вожделениям вырваться на свободу. «Цивилизованный человек» мог быть постепенно превращен под влиянием луны в яростное неразумное животное — в лунатика-безумца. Многие греческие мыслители, такие как Аристотель и Гиппократ (460–370 гг. до н. э.), считали это непреложным фактом.

Эта ассоциация была настолько сильна, что имя греческой богини Селены (одной из ипостасей тройственной лунной богини) стало синонимом дикого и непредсказуемого поведения, а ее саму описывали носящейся по лесам в разнузданной причудливой пляске.
Принимая утверждения греческих авторов на веру, Плиний Старший (23–78 гг. н. э.) перенес эти медицинские воззрения на римскую почву.

Мир средневековой медицины в основном опирался на представления древних греков и римлян.
Агрессивное или дикое поведение происходило якобы от избытка жидкости, скопившейся внутри черепа, часто в результате действия на индивидуума внешних сил — таких как «магнетическое притяжение» луны. Слабовольные, грешные или физически неполноценные пациенты, были особенно подвержены подобным приступам. Та же концепция была распространена и на способ поведения оборотней — людей, отчетливо воображавших себя каким-либо зверем, и на обычных безумцев.

Церковь, которая проявляла живой интерес к обыденной медицине, поскольку многие средневековые доктора были монахами, утверждала, что это — несомненный результат греха: грешники сознательно подвергают себя пагубному воздействию луны и ведут себя как дикари и варвары, полагая, что превратились в животных.



Существовал и другой аспект лунного влияния.
Уже упоминалось, что полнолуние связывали с богиней Селеной, являющейся божественным воплощением полной луны. Однако Селена — только одна ипостась взошедшей луны, один лик тройственной лунной богини. Другим воплощением того же божества была богиня Артемида (у римлян известная как Диана), которая в античном мире была покровительницей охоты. Большая часть ее охотничьих прогулок, учитывая ее связь с луной, особенно полной, происходила по ночам, потому что именно ночью охотится целый ряд животных. Тех, кого коснулись лунные лучи, охватывал лихорадочный охотничий азарт, который был свойствен и самой богине.

Еще в древности было замечено, что лунный свет оказывает возбуждающее действие на волков и собак (которые являются животными-охотниками), и это явление относили на счет влияния богини. Она усиливала охотничьи инстинкты животных, и они становились беспокойными. То же могло происходить и с некоторыми людьми, особенно слабовольными и много грешившими. Таким образом, убогие и грешники становились заложниками влияния лунного света, как и волки.

Это вредоносное воздействие связывалось и с третьим аспектом богини, ее воплощением по имени Луна. Отсюда — слово «лунатик» как обозначение странного и непредсказуемого поведения.
Но никакой связи между таким поведением и непосредственно полнолунием древние не проводили, отмечая только увеличение общего количества лунного света.



Однако дикое и эксцентричное поведение безумцев в полнолуние стало ассоциироваться с дикостью вервольфа, и был сделан вывод, что лунный свет может оказывать влияние на человека и инициировать превращение в оборотня. Этой волнующей идее предстояло получить дальнейшее развитие, когда писатели и голливудские режиссеры обратили внимание на образ оборотня.

Исторические подробности

Случаи, связанные с оборотничеством, долгое время рассматривались учеными не более как сказки. Но вот в 1963 году доктор Ли Иллис из Хемпшира представил в британское Королевское медицинское общество работу под названием "О порфирии и этимологии оборотней".

В ней на основании неопровержимых документов и глубоких научных исследований он доказывал, что вспышки оборотничества имеют достоверное медицинское обоснование. Речь идёт о порфириновой болезни - тяжёлом заболевании, которое выражается в повышенной восприимчивости к свету, вызывает изменение окраски зубов и кожи, и часто приводит к маниакально- депрессивным состояниям и ликантропии. В результате люди теряют человеческий облик и нередко лишаются рассудка. В своей работе Ли Иллис привел около 80 случаев подобных заболеваний, описанных и изученных дипломированными врачами. Конечно, человек в этом случае не превращается в волка, но становится существом, весьма далеким от человека в его физическом и психическом понимании.

То, что болезнь передается через укусы, доктор Иллис считает чепухой. Другое дело - наследственность. Этот вариант не исключен, в некоторых случаях - закономерен. На нее влияет множество факторов, среди которых генетические отклонения, продукты и способы питания, климат. В этой связи Ли Иллис замечает, что не случайно в западной Европе оборотничество иногда охватывало целые селения, наиболее частыми такие случаи были в Швеции и Швейцарии, а, например, Цейлон вообще незнаком с подобной бедой, и о вервольфах здесь никто ничего и никогда не слышал.

Открытие Ли Иллиса, безусловно, сенсационно и во многом объясняет природу феномена, считавшегося в просвещенных кругах на протяжении столетий чушью. Однако, и оно не дает ответа на ряд вопросов, главный из которых: каким образом оборотень вновь приобретает человеческий облик, причем в течение каких-то часов? Сам Иллис считает такое "обратное превращение" теоретически возможным, но практически маловероятным. Однако факты свидетельствуют об обратном. Таким образом, загадка человека-волка до конца не раскрыта.

Так или иначе, представления о том, что под шкурой волка может находиться мужчина или женщина, отразили веру в родство и единство всего живого.

В западной культуре, наверное, не найдется лучшего выражения идеи о древнем чудище, скрывающемся в глубине человеческой психики, чем понятие оборотня-вервольфа. В кино и книгах эта концепция часто воплощается в образе цивилизованного человека, который превращается в рыщущего волка или волкоподобное существо — например, под пагубным влиянием лунного света.

Действительно, это представление так глубоко укоренилось в нашей культуре, что приставка were- (вер-) как таковая подразумевает человеческое существо, способное превращаться в беспощадного зверя, чинящего зло ближним своим, — такое, как, например, were-leopard (леопард-оборотень), were-bear (медведь-оборотень) или were-wolf (волк-оборотень). Но откуда пришло к нам это представление — да и само слово — и как сумели они столь прочно утвердиться в нашем сознании?

Приставка were-, wher- или wehr- (вер-), несомненно, происходит из языков саксов, германцев или викингов (она образована, возможно, от древнескандинавского слова vargr — «варгр», обозначавшего изгоя или дикаря, или германского wagr, хотя это только предположение).
Она, как принято считать, обозначает понятие человек, хотя ее точная интерпретация может не иметь ничего общего с людьми, превращающимися в животных или даже приобретающими характерные черты последних.
В ранних сводах скандинавских законов, например, существовало понятие о вергельде — форме компенсации, выплачиваемой семье неправедно убитого или его общине. Такое убийство могло быть совершено в битве или по неосторожности — а иногда и как преднамеренное, и в законе была разработана четкая система, благодаря которой семья или община убитого могли получить возмещение ущерба. Понятие вергельд означало «цена мужа» или «цена человека», и этот обычай почитался священным в старинных законодательствах целого ряда северных государств. «Плата за голову» выплачивалась, по некоторым данным, только знатным семействам, члены которых были убиты в локальных конфликтах (закон применялся лишь к тем, кто достиг определенного социального статуса).

Вплоть до XI века не наблюдается никакой связи между этой приставкой (вер-) и словом wolf паи wulf (волк), которое появляется затем в Англии в качестве имени собственного. Считается, что оно стало составной частью имени Вульфстан (что ориентировочно переводится как «волчий камень») — имени, которое присваивалось нескольким видным английским церковникам XI столетия с целью обозначить их сан или положение. В очень приблизительной трактовке это имя могло означать «настоящий человек» и предполагало величие и непреклонность его носителя в те времена, когда большая часть территории Англии и множество ее храмов подвергались нападениям викингов.
Самым знаменитым носителем этого имени-титула был Вульфстан II (умер в мае 1023 г.), епископ Лондонский и Вустерский и архиепископ Йоркский. Он известен как один из преемников Вульфстана I (умер 26 декабря 956 г.). На самом деле его могли звать вовсе не Вульфстаном: он мог принять это имя в знак почтения к своему предшественнику.
Когда в 996 г. Вульфстан II был рукоположен в епископы Лондона, он также принял персональный титул Lupus (волк или пес, лат.) и начал именовать себя «епископом Волком». Позже он стал подписывать свою корреспонденцию титулом «Lupus Episcopus» (епископ Волк), чем заслужил прозвище «епископ Вервольф». Нет никаких сомнений в том, что епископ Вульфстан был влиятельным и отважным деятелем церкви — он просто обязан был быть таковым. То были неспокойные времена для Англии и английской церкви — эпоха постоянных вторжении викингов и утверждения их могучих королевств, особенно на севере страны.

Но термины «вер» или даже «вульф» (которые сам Вульфстан мог принять как титул) употреблялись не только по отношению к могущественным отцам церкви. Среди некоторых первобытных народов было распространено верование, что прибавление названия волка или пса к имени человека делает его отважным и сильным — так же как означает величие и безжалостность. Великие вожди и воины часто были не прочь присовокупить такое дополнение к собственному имени. Так, ирландцы употребляли префикс ку- (означавший гончего пса), ставя его перед именами своих вождей и героев. Мы находим в ирландских легендах героя Ку-хулина («гончего пса Ольстера») и короля Ку-роя (или Ку-ри — «короля-пса»).

Сходным образом скандинавы и саксы применяли префикс либо суффикс вульф, обозначая силу и свирепость — например, в имени Эдвульф. Поэтому имя Вульфстан вполне могло быть не данным при рождении, а присвоенным, как уже упоминалось ранее.
Значит, концепция «человека-волка» могла поначалу быть связана отнюдь не с оборотнем-перевертышем или невольной жертвой, подпавшей под власть демонического духа; она обозначала сильного вождя или могучего воина. Термин вар или вагр также встраивался в имена собственные и мог сам стать именем — например, английской фамилией Вэр или Уэр. Такое имя тоже определяло своего носителя как воина и обязывало относиться к нему с уважением.

Хотя слово «вервольф» использовалось архиепископом Вульфстаном для описания себя как сильной личности и утверждения своей власти и влиятельности (он не выдумал его сам, оно могло употребляться и прежде), следующее документально подтвержденное свидетельство его применения, также в контексте церкви, несколько смещает его смысловой акцент.
Оно встречается в «Истории и топографии Уэльса», написанной около 1182 г. Геральдом Камбрийским (Геральдом, или Гиральдом, Уэльским), почтенным монахом, который был исповедником принца Джона (Иоанна), одного из сыновей английского короля Генриха II. В одной из глав Геральд повествует о валлийском короле Веретикусе, который был превращен в волка ирландским святым Патриком.
По одной древней легенде, Веретикус возглавил набег валлийцев на Ирландию и занял небольшую часть страны, а святой Патрик пришел, чтобы изгнать его оттуда. Веретикус славился исключительной варварской жестокостью, поэтому Патрик превратил его в то животное, которое он более всего
напоминал, — то есть в волка.
Мы видим как положительное значение слова верфольф было заменено на полностью противоположное обозначение звериной жестокости.



Представление о вервольфе — человеке, превращающемся в зверя, начало обретать свою особую форму в общественном сознании. Так и были заложены основы наших современных представлений об этом существе.
Но подобное существо появлялось далеко не только в церковном контексте — светское общество также внесло свою лепту.
В своем тексте Otia Imperialia («Императорские досуги»), написанном около 1212 г., средневековый хронист Гервасий из Тилбери (1150–1218 гг.) упоминает о человеке, который превращал свой облик в волчий, подолгу катаясь обнаженным по песку. Он также делает интересное предположение о том, что такие превращения могут быть связаны с полной луной, хотя это представление и необычно для Средневековья — оно появилось не так давно, в более современных книгах и фильмах. Клирик по имени Гервасий также был вхож и в светские круги (он был адвокатом, специалистом по церковному праву) и частенько появлялся при императорском дворе. Его покровителем был император Священной Римской империи Отон IV, для которого, собственно, были написаны и которому посвящены «Императорские досуги».
Видя интерес императора к таким историям, придворные тоже принялись писать о людях, превращающихся в диких зверей, в прозе и стихах. Их произведения имели широкое хождение не только при императорском дворе, но и при дворах правителей Англии и Франции. А от придворных и церковников это представление начало мало-помалу просачиваться в среду простолюдинов.

Идея о человеке, перекидывающемся в дикую тварь и обратно, постепенно завладевала умами людей. Ей предстояло просуществовать столетия, достигнув пика популярности во Франции, между XVI и XVII веками.
И, разумеется, образ жуткого зверя — жестокого древнего врага — продолжал и продолжает преследовать человеческую душу и по сей день.

«У истоков религиозного сознания превалировало такое представление о мире, когда звери были равны богам, боги — людям, а люди — зверям. Человек в этот период сознавал себя равным с другими компонентами в системе Природы, и на путях ее познания и преобразования он сам создавал богов».
этнограф В.Р. Арсеньев



Волк — это, наверное, самый старый враг рода человеческого: наша вражда восходит к доисторическим временам. Именно с волком наши далекие предшественники состязались в охоте и вступали в смертельные схватки в девственных лесах первобытного мира. И, вполне возможно, волк одерживал верх над праотцами людей, ибо он быстр, силен и хитер. Он умел преследовать и загонять дичь искуснее, чем наши тяжелые на подъем и неповоротливые предки, да и свою территорию защищал лучше, чем древние люди. У него четыре лапы, что придает ему дополнительную скорость, гладкое гибкое тело, отлично приспособленное к погоне, и острые хищные зубы, которые могут вспороть добыче брюхо в считанные мгновения. Он был вселяющей страх, совершенной машиной для охоты и убийства, далеко превосходящей все, на что были способны наши предки. Неудивительно, что древние люди и ненавидели его, и боялись. И все же в этом животном было нечто достойное восхищения, ибо те самые качества, которые вселяли в род человеческий ужас, одновременно его и привлекали. Люди завидовали его силе и свирепости, его пластичности и быстроте, его неутомимости и охотничьему мастерству. Во многих отношениях волк был не просто врагом — а врагом, которому хотелось подражать. В мире, где различия между людьми и животными были весьма туманны, такие отличительные свойства просто необходимы для выживания, и наши предки страстно желали стать такими же удачливыми охотниками, как волки.

Естественным результатом этого желания стало то, что характерные черты человека и зверя стали сливаться и смешиваться в человеческом сознании. Возможно, если бы человек сумел полностью сымитировать волка, он бы каким-то образом воспринял по крайней мере некоторые умения и превосходные охотничьи навыки этого животного. Но как добиться приобретения таких навыков? Эту задачу отчасти могли разрешить сверхъестественные средства. Используя силы иного мира, в котором, по представлениям древних, правили анималистические сущности — духи животных, люди могли присвоить волчью физическую мощь, хитрость, быстроту и агрессивность, которых, по их мнению, им так не хватало. Волк, разумеется, входил в пантеон животных, с которыми древним людям приходилось делить этот мир, которых они также почитали, считая их качества достойными приобретения. Но волк в этом пантеоне был одной из наиболее значительных фигур. Это, разумеется, подчеркивало его статус как непревзойденного охотника.

В те далекие времена охота, должно быть, являлась крайне рискованным и сложным делом, важнейшим элементом для выживания человеческой общины. В эпоху, предшествующую развитию земледелия, нехватка пойманной и убитой охотниками добычи означала голод, а в худшем случае — и гибель племени. Для постоянно растущих общин древних людей это был вопрос жизни и смерти в самом прямом смысле слова. Особенно насущным он становился во время долгих суровых зим, когда дичь попадалась редко, а стаи волков оказывались гораздо лучше приспособленными к ним, чем жалкие кучки людей, жавшихся поближе к кострам, спасаясь от холода. В такие периоды характерные для дикого зверя качества проявлялись в полную силу, и люди отчаянно желали больше походить на волков. Возможно, думали они, если как следует притвориться волком, то можно приобрести или скопировать некоторые из его свойств, необходимых для выживания в трудное время.

Возможно, если завернуться в волчьи шкуры и перенять волчьи повадки, то природные духи примут их за настоящих волков и вознаградят нужными умениями и силой. Но чтобы «вселить» такую психическую составляющую в охотников, сверхъестественный посредник в лице шамана должен был вступить в контакт с подходящими духами. И для этого он вполне мог принять облик животного.



Наиболее раннее свидетельство того, как мог выглядеть такой шаман, пришло к нам из Франции. Речь идет о знаменитом изображении, известном как «Чародей из Ле-Труа-Фрер», — замечательном рисунке эпохи палеолита на одной из стен пещерной системы, уходящей глубоко под склоны Пиренеев в районе деревушки Монтескье-Авант. Так называемый «Чародей» (фигура, как принято считать, олицетворяющая древнего шамана) представляет собой странное создание: гибрид, в котором сочетаются элементы человека и животного. На рисунке он изображен двигающимся вбок и вверх в позе, похожей на танцевальную. Он стоит на двух вполне человеческих ногах, но при этом наклонился вперед, словно готовясь упасть на четвереньки, как животное, и опереться на передние руки-лапы, похожие на медвежьи. Широкие рога украшают лоб над бородатым антропоморфным лицом, с которого глядят неподвижным взглядом умные глаза, напоминающие совиные. Но в нижней задней части тела ясно различим пышный волчий хвост, откинутый назад и обнажающий фаллос, похожий на львиный.

До пещеры, на стене которой начертан рисунок, можно добраться только ползком, почти по-пластунски, через соединительный туннель длиной 30 или 40 ярдов. Историки культуры (например, Джозеф Кемпбелл) предполагали, что такой затрудненный и неудобный путь к этому месту служил для создания вокруг него мистической и таинственной атмосферы. «Чародей» — фигура действительно необычная и загадочная, и несложно представить себе эту первобытную фреску в роли святая святых древнего палеолитического культа. Рисунок датирован примерно XIII тысячелетием до н. э., что привело культурологов-антропологов, таких как Маргарет Мюррей, к выводу (хотя, возможно, и ошибочному) о том, что он является изображением «одного из первых земных божеств». Другой археолог и антрополог, француз Анри Брей (1877–1961 гг.), который, кстати, первым обнаружил и зарисовал эту наскальную роспись, не соглашался с таким мнением и считал рисунок изображением шамана в образе «териантропа» (идеализированная фигура, сочетающая как животные, так и человеческие характеристики).
Позднейшие теоретики считают, что оба мнения неверны, и полагают, что рисунок изображает шамана мадленской культуры, которая существовала в конце последнего великого ледникового периода в Европе, около 10 000 лет до н. э. (точнее, 15 000 — 8 000 гг. до н. э.). Однако существуют и предположения, что эта фигура связана с некой разновидностью охотничьего ритуала, в ходе которого люди принимали характерные черты облика будущей добычи. Связь между человеческим и животным мирами в таком ритуале совершенно очевидна.
Хотя на стене пещеры нет никаких надписей о самом «Чародее» и воплощаемом им охотничьем обычае (до изобретения письменности было еще далеко), похоже, что его фигура в значительной степени создана по образу и подобию волчьей.

Волки, должно быть, сильно воздействовали на воображение первобытных людей — ибо, несмотря на непримиримую вражду, те и другие имели некоторые общие характерные черты. Так же, как и древние люди, волки были животными общественными. Они охотились стаями, повиновались строгим законам лидерства и заботились о молодняке. Те же характеристики свойственны и человеку, поэтому неудивительно, что эта общность явилась первопричиной связи между людьми и волками на уровне восприятия. Представление о такой связи сформировало основу для некоторых древнейших легенд.

Возможно, древнейший из них восходит ко II тысячелетию до н. э. и повествует о настоящем превращении в зверя. Прославленный эпос «Гильгамеш» — один из старейших известных нам литературных текстов. Он был написан для древних правителей Урука (позднее — Месопотамии), впоследствии переведен на аккадский язык. Он повествует о деяниях Гильгамеша, правителя-бога, сына Лугальбанды, пятого царя Первой династии, предположительно правившего около 2600 года до н. э. Этот эпос представляет собой собрание древних изустных сказаний, изложенных в определенном порядке, для услаждения и развлечения царского двора — а также для обеспечения дополнительного почета и славы прежним царям.
Гильгамеш, согласно легендам, был возлюбленным богини Иштар, которая предлагала ему свою любовь. Герой, однако, отверг ее — из-за ее отношения к прежним возлюбленным. Ранее один молодой пастух также влюбился в богиню и приносил ей множество даров в святилище на склоне горы. Поначалу тщеславная Иштар поощряла его, но, будучи существом капризным, скоро устала от его обожания и обратила его в волка. После этого он был в клочья разорван собственными сторожевыми псами.



Хотя упомянутый фрагмент эпоса о Гильгамеше часто цитируют как наиболее древний письменный источник, повествующий об оборотнях-вервольфах, некоторые ученые не считают его настоящей легендой об оборотне, аргументируя это тем, что в нем нет описания непосредственного момента трансформации. Вместо этого они указывают на фрагмент «Сатирикона», творения римского автора Петрония (27–66 гг. н. э.), писателя-сатирика и придворного императора Нерона. Это произведение было создано около 61 г. н. э., но не публиковалось до 1664 г., а ходило лишь в списках.
«Сатирикон» содержит историю Никерота, солдата, который однажды вместе со своим знакомым шел в другой город. По дороге они остановились у заброшенного кладбища, чтобы облегчиться. К ужасу солдата, его спутник со зловещим смехом описал собственной мочой круг вокруг себя, сбросил одежду (которая затем обратилась в камень), превратился в волка и помчался прочь — бесчинствовать в соседнем селении. Там он был ранен в шею копьем, брошенным одним из местных жителей, и был принужден спасаться бегством. Никерота лечили от его ранения в доме неподалеку.
В этой истории скрыто несколько подтекстов: например, мочиться на территории кладбища считалось оскорблением, нанесенным мертвым, и неминуемо влекло за собой сверхъестественные последствия. А идея спутника, способного превратиться в рыскающего волка, указывает на то, что древние представления об этом животном успешно дожили до античных времен.