Деревенские зарисовки

Амулет был старый. Молот Тора, перечёркнутый молнией – он олицетворял силу и мужество, дающееся достойным. Так говорил отец:

— Сынок, когда-то великий маг подарил этот могущественный амулет нашему предку. Он даёт силу медведя и хитрость лисы, он способен прикрыть от раны не хуже лёгкого доспеха. С тех пор эта вещь благоговейно хранится в нашем роду. Мой прадед передал его моему деду, тот – моему отцу, затем его получил я и вот теперь я вручаю его тебе. Носи его с гордостью, и когда-нибудь ты передашь его своему сыну.

— Но кто-нибудь пользовался силой амулета? Почему мне об этом не рассказывали? У нас в роду нет ни великих воинов, ни мудрых волхвов. Одни крестьяне.

Отец замялся.

— Есть одна заковырка. Амулет начинает действовать, когда твоя доблесть станет превыше всего, даже жизни. Мы люди простые. Если нужно убить медведя-шатуна, мы не вступаем с ним в единоборство – собираемся всей деревней, кто покрепче, да ещё и роем ямы-ловушки. Когда нужно кого-то рассудить, опять собираемся все вместе. Да и как понять, что же такое – доблесть?

Парнишка надел потёртый амулет на шею и забыл о нём. Он вместе со всеми бегал в ночное, гонял на лошадях и тискал красивых девчонок после плясок, урывая торопливые поцелуи. Впрочем, ему всё больше нравилась одна смуглянка, хотя именно к ней он подходить не решался: всё мужество куда-то улетучивалось, голос становился хриплым и колени предательски дрожали.

Отец посмеивался, глядя на это и потихоньку говорил с соседями, что к осени стоит засылать сватов, что бы не проворонил сынок невесту.

Всё случилось в обычный воскресный вечер, когда ночь уже окутала село своей тенью и только большой костёр освещал площадку для плясок.

Пятеро пьяных разбойников прямо на лошадях въехали в освящённый круг, разогнав по сторонам перепуганных крестьян.

— Это мы удачно заехали! – Щербатый атаман, пошатываясь, спрыгнул с чалого коня, испуганно косившегося на пламя в центре площади. – На праздник!!!

Подскочив к столу, он подхватил кувшин с лёгким вином и принялся жадно пить, обливая кафтан, бриджи, пятная одежду красными разводами. Или они были раньше?

— Что за дрянь! Давай нормального вина, и мяса! Да пошевеливайся! У, быдло вонючее!

Хлестнул кнут, и сидевший на лавке неподалёку старик стал медленно сползать, зажимая руками наливающийся кровью след от стальной проволоки, вплетенной в кожаные полосы.

Люди засуетились – испуганно и торопливо. Чужаков было всего пять, но кровь на их оружии говорила, что они готовы сеять смерть, что делают они это постоянно и с удовольствием – и каждый молился про себя: «Только не меня, господи! Пронеси это мимо!»

— А девки у вас ничего. – Щербатый подхватил подол пытавшейся скрыться в переулке смуглянки, подтянул к себе, обнажив светлые ножки, посадил на колени. – Скрась вечерок, красавица. Найдётся, кому прислуживать. Деньги есть!

Парень оторвал от стены непослушную спину и шагнул вперёд. Колени лихорадочно дрожали, но руки, привыкшие к труду, были крепки: подхватив топор, он шагнул уже крепче, вставая в круг света.

— А ну отпустил девушку и пошёл вон!

— Да ты кто такой, было деревенское? – Щербатый нарочито притянул к себе, обслюнявил губы у морщяйщейся девчонки. – Твоя, что ли? Не боись, от её не убудет!

Топор лёг ловчей. Парень шагнул ближе, обухом сбросил со стола снедь.

— Таким гостям тут не рады! Не будет вам угощения! Валите отсюда!
— Смелый, да? – Хорошо, что смелый, так веселее… Отбросив обеспамятововшую девчонку, щербатый неспешно обнажил меч и скомандовал: — Бросай топор и становись на колени. Тогда пощажу. Выпорю – и всё. Иначе – убью.

В ногах что–то вновь предательски задрожало. Собутыльники главного неспешно вставали со стола, обходя со всех сторон. Блеснуло оружие.

— Хороший клинок у тебя, атаман. — Голос парня звучал хрипло, но твёрдо. – Но тонкий слишком. Таким сразу не убьёшь – вместе ляжем. Уходите, не портите праздник.

— Смело. Для быдла. Не убью, говоришь? – Щербатый отвернулся, словно собираясь уходить, но тут же крутанулся на пятке, выбрасывая вперёд сталь клинка. В боку вспыхнула боль, что-то заструилось по ногам, а атаман уже стоял поодаль, улыбаясь и поигрывая окровавленной сталью.

— Это подло. Впрочем, иначе вы и не умеете. Тогда… — Резко развернувшись, парень ударил назад – туда, где в тени притаился один из разбойников, неторопливо полотно аркана. Тот охнул, глухо чвякнул топор, высвобождаясь, и один из ватаги мёртвым кулем осел на землю.

— Что? Вы на нас руку подняли??? Да я сожгу деревню!!! — Атаман в возбуждении принялся полосовать шашкой вокруг – но зазубренный топор легко переломил тонкий клинок и врубился в шею, заставив взвиться фонтан красных брызг.

Железо застучало о железо, впиваясь раз за разом в тело молодого парня – но тот упрямо стоял на ногах, истекая кровь, он хотел только одного – добраться до врага. Костёр вспыхнул особенно ярко и погас – и лишь смутные тени заметались в ночи.

Приехавший урядник был страшно зол! Первым делом он велел всыпать плетей старосте, затем вместе с магом – следователем принялся осматривать тела. Впрочем, осматривать было особо нечего: располосованный молодой крестьянин и пятеро ратников, изуродованных ударами топора.

— Вы что, разбойников от дружинников отличить не можете! Совсем быдло охамело, разбой творит.
— Мы не виноваты. – Староста с трудом, пошатываясь, поднялся. Ваши ребята девку парня зацепили, а у того амулет мужества был. Видать, сработал. Тут уж ничего не поделаешь. Видите, сколько на нём ран! До последнего стоял, топором махал!

Урядник бросил вопросительный взгляд на мага. Тот небрежно отогнул ворот заскорузлой от крови рубахи, поглядел на мельтешащий на чёрном шнурке молоточек.

— Мужество у парня было, это точно. Дело закрыто. А ты, урядник, прикажи своим людям вести себя потише. Немудрено спутать их с разбойниками.

Развернувшись, он направился к выходу из деревни. Урядник, подумав, махнул рукой и поспешил ха ним.

— Так был у парня амулет или нет? Что в отчёте писать?
— Откуда! Просто не стоит всех считать за быдло. Люди – они все разные, и большинство, если вынудят, обязательно даст отпор. Так и напиши.
— Так что писать-то?
— Пиши: Под действием изрядного количества спиртного деревенский житель напал на дружинников, которые, как ему показалось, обидели его невесту, и всех их порубил. Последнее стало возможным потому, что дружинники сами были изрядно пьяны. Все мертвы. Дело закрыто. Но всё же предупреди своих: пусть ведут себя с людьми… как с людьми.

А крестьяне хоронили мёртвых. Служивых – отдельно, деревенского парня – отдельно. Вместе, как всё, что привыкли делать. Торопливо, пока глазастый следователь не пригляделся к ранам и не увидел под следами топора следы вил, кос – всего, что попалось под руку. Забросав трупы землёй, они побыстрее ушли от страшного места – назад, в деревню, к привычной жизни.

Лишь смуглянка задержалась над небольшим холмиком, в основании которого была посажена молодая берёзка, и слёзы её смешивались с кружащимися и падающими за землю листьями.

Осень. Но почему-то никто не сомневался – берёзка приживётся.