Добро пожаловать,
Гость
Логин
Пароль
Запомнить меня
Забыли пароль?
Наверх

Белый инквизитор

Роман Дмитрия Морозова
Поиск
Страница 3 из 512345

Шут был прекрасным попутчиком. Он всегда был в хорошем настроении, улыбался и, казалось, был готов к любым неожиданностям. Если приходилось ночевать в поле и без припасов, он с вечера раскидывал силки, и на завтрак были небольшие птицы наподобие перепелов. В трактирах он почти никогда не торговался, обходясь шутками и смехом, но брали с него всегда по минимальной цене, а частенько и выставляли угощение. Смеясь его незамысловатым шуткам. Инквизитор полеволе восхищался этим немолодым уже, обходящимся без шутовского колпака, но искренне весёлым и жизнерадостным человеком. Он всем был хорош! Однако… он не молился. Не утром, не вечером. Не бил поклоны, не стоял на коленях. Только проезжая мимо церкви, нехотя крестился и никогда не заходил внутрь. Арман терпел столько, сколько позволяла легенда, но наконец на третий день совместного путешествия, когда шут, до отвала наевшись в очередной таверне, едва поднявшись в комнату, упал на койку, даже не перекрестив лба, он не выдержал.

- Энц! А почему ты не молишься? – Вопрос был задан прямо, так, как и должен был спросить рыцарь.

Инквизитор спросил бы иначе, но… Арман сейчас не хотел быть инквизитором.

- Почему не молюсь? Постоянно молюсь! Сколько сегодня человек рассмеялось моим шуткам?

- Человек двадцать, не меньше. А при чём тут это?

- Значит, я не просто двадцать раз молился, а двадцать раз прочитал проповедь. Даже самый чёрствый человек, если искренне, от души смеётся, добреет. Надеюсь, ты не будешь это отрицать?

- А при чём тут… - Инквизитор растерялся. С такой логикой он не сталкивался. – Ты должен думать о собственной душе!

- А я и думаю. Помнишь, сегодня мы вытолкнули застрявшую крестьянскую телегу? Вот пример прекрасной молитвы – молитвы делом! Она одна стоит многочасового стояния на коленях!

- Ты должен не телеги из грязи вытаскивать, а с богом говорить!

- А что ему мои слова? Слова – пыль! Человек показывает себя делами. Самые красивые речи говорят, как правило, отъявленные негодяи. На месте Создателя я бы внимательнее всего смотрел за теми, кто говорит много и красиво: чаще всего за вязью слов скрываются мелкие, корыстные мыслишки.

Арман вспомнил красное, возмущённое лицо отца-настоятеля, пойманного на воровстве казённых средств и возмущённого самим фактом того, что кто-то берётся его судить, и неожиданного для себя вспылил:

- Думай, что говоришь! Благочестивый человек не только молитвы обязан читать, он ещё должен и делать много такого, чем обычные люди пренебрегают: соблюдать посты, выполнять церковные таинства, следовать приказам матери-церкви…

- Смысл отказываться от мяса, что бы обожраться рыбой? О чём ты, сэр рыцарь? В мире есть два истинных таинства: таинство рождения и таинство смерти. Они даны Создателем и служат его мерой и силой. Все остальные придуманы людьми и служат им же!

- Ох, услышит тебя святейшее обвинение! – Арман в негодовании покачал головой.

- Услышат – стану великомучеником! Ни на что другое, как делать из людей мучеников, инквизиторы не способны!

- Так разве это пло…

Энц поднял руку, призывая к молчанию. За стеной послышался тонкий, тоскливый плач, больше похожий на вой. Тонкий, всхлипывающий плач ребёнка.

- Пожалуй, схожу я к соседям. – Энц, подхватив свою котомку, закинул её на плечо и направился к двери. Инквизитор, помедлив, пошёл следом.

Дверь в соседний номер была открыта. Кряжистый купец, явно не из преуспевающих, неуклюже прижимал к себе, пытаясь утешить, девочку лет десяти, нескладную и неуклюжую, чертами лица похожую на него самого – явно дочь. Увидев вошедших, неуклюже поднялся.

- Извините, если побеспокоили. Жену третьего дня схоронил, за два дня от горячки сгорела, простудилась где-то. Дочь никак не успокоиться, то ревёт, то вообще молчит. Стиснув зубы. И лицо чёрное.

Арман шагнул вперёд, радуясь возможности доказать шуту силу молитвы.

- Как зовут вашу дочь?

- Анжелой, сэр рыцарь.

- Хорошо. Анжела, послушай меня! Нам нужно помолиться! Ты знаешь молитву деве Марии? Да? Тогда давай обратимся к ней вместе!

Девочка отстранённо скользнула на пол, стукнувшись коленками об пол. Её заплаканное лицо не выразило ни удовольствия, ни испуга. Казалось, скорбь и рыдания вытеснили всё остальное.

- Повторяй за мной… дочка: Богородица, дева, радуйся…

Свет не приходил. Привычные, повторяемые изо дня в день слова мешали, вязли на зубах. Девочка говорила их равнодушно, скороговоркой, всхлипывая и запинаясь из-за застрявших в горле рыданий.

Это отвлекало, мешало, вызывало неприятие и глухое раздражение. Скорее бы ребёнок заткнулся, не мешал общаться с высоким! Слова лились затрёпанным шершавым потоком, не вызывающим в душе ничего, кроме досады. Не так звучала молитва, не так сидели люди, не так стояла взбалмошная девчонка, своим шмыганьем нарушающая святое таинство.

Гневные, не приличествующие монаху слова уже готовы были сорваться с губ, когда на плечо Армана легла тонкая кисть шута.

- Молитвы бывают разными. Послушай мою.

Руки привычно нырнули в котомку. Одна из них тут же всучила толстый леденец девочке, машинально схватившей лакомство, в другой… В другой оказалась тонкая, простая свирель, не многим сложнее обычной пастушьей. Энц ободряюще улыбнулся растерянным людям, поднёс её ко рту... Тонкая, нежная мелодия заполнила комнату. Лёгкая и манящая, они играла и манила, звала и влекла за собой. В её тонком и нежном голоске был беззаботный смех и лёгкая улыбка, нежная забота и ласковое внимание.

- Мама! – Глаза девочки вновь стали мокрыми. Но теперь они не рыдала: просто сидела, сжимая в руках липкое лакомство, закрыв глаза, словно видя невидимое – а по щекам её тихими струйками текли слёзы.

А флейта пела. Теперь в неё слышались печаль и сожаление. Тонкие, пронзительные звуки уходили всё выше и выше, поднимаясь к небу, и казалось, это взлетает твоя душа.

Отец гладил дочку по волосам, пытаясь остановить поток слёз, но и сам жмурился, пытаясь удержать влагу.

А мелодия внезапно поменялась – там. В вышине, заиграли новые, красивые мелодии. Весёлые и чуть грустные. Музыка встреч и праздника, радости с нотной сожаления. Словно сотни звёзд завели хороводы вокруг солнца.

- Маме там хорошо. Не нужно плакать, они видит это и сама расстраивается. Будь хорошей дочкой, дай ей возможность тобой гордиться. – Тихий шепот вплёлся в музыку, заставив девочку отстраниться и улыбнуться – криво и грустно, но всё же улыбнуться. Она повернулась к отцу и, обхватив руками его шею, притихла.

Музыка окончательно смолкла и путники вернулись в свой номер. Ни один из них не произнёс не слова: не пристало суровым мужчинам разводить сопли. Они молча разбрелись по постелям и потушили свет. Арман лежал и думал, что он, оказывается, ещё много не знает о мире. Его знания – однобоки, и так ли правы отцы-настоятели, заявившие, что они знают о мире и боге ВСЁ, и больше ничего изучать не нужно, достаточно читать священные книги. Быть может, этот бродяга-шут знает нечто такое, что не мешало бы знать и столпам любой церкви? Что-то не слишком большое, не божественное откровение и не глас господень, а нечто гораздо более важное – его крошечное, но явное проявление.

А шут – он ни о чём не думал. Он спал. И ему снились небеса, покрытые покрывалом облаков, и немолодая женщина с заплаканными глазами, играющая на простой, чуть лучше пастушьей, свирели божественную музыку сфер.



Авиньон показался внезапно. Вначале дорога стала твёрдой и ровной, под ногами оказались не ухабы и выбоины земли. А покрытый слоем пыли камень. Ветер, окончательно выздоровевший и теперь легко и с удовольствием несший всадника, всхрапнул и начал бойчей переступать копытами. Затем показались домишки: маленькие и неказистые, они походили на очередную деревню, но их становилось всё больше и больше, стали появляться двухэтажные и каменные избы, и в какой-то момент Арман понял: они в городе. Словно подтверждая это, из-за очередного поворота дороги они увидели стену, опоясывающую верхний город, ворота и стражников, в начищенных и сверкающих кирасах, с алебардами, строгих и подтянутых, какими и должны быть стражники всегда, а не только накануне важных турниров.

Авиньон переживал не лучшие времена. Бывший когда то вольным и богатым со множеством жителей, он оказался вначале под рукой французских королей. А затем там обосновался папа Климент IV, пожелавшему иметь резиденцию в стороне от беспокойных кинжалов и ядов Рима. Некогда вольный город, большой и богатый, в котором жило народу столько же, как и в любой из провинций Италии, одним росчерком превратился в нечто мелкое и незначительное, что можно продать, подарить, приспособить под загородный выезд или дачу.

Климент IV размахнулся широко: огромный папский замок возвышался над городом, нависая над остальными зданиями, указывая: «Теперь я тут главный!». Крепостные стены, мощные и толстые, построенные также после папской прихоти, охватывали не весь город, а только кварталы богатых. То, что для их постройки пришлось снести часть бедных кварталов, никого не волновало. Стены уступали в толщине древним крепостям, всего три больших шага, но зато были более красивы и имели три десятка грозных башен. Новый папа тщательно заботился о своей безопасности.

- Как думаешь, где твоя хозяйка?

Энц ухмыльнулся.

- Вряд ли леди Кристина остановится в папской резиденции, но, будь уверен, дни она проводит именно там, если, конечно, высший свет в очередной раз не рассорился с наместником бога на земле.

А что бы всё точно узнать, достаточно пообедать в одной из этих харчевен. Они достаточно близко к высокому городу, что бы быть в курсе всех сплетен, и вместе с тем с этой стороны стены, а значит, для вашего кошелька, сэр рыцарь, это будет не слишком разорительно.

Шут так умильно глянул на Инквизитора, что тот, поневоле усмехнувшись, зашагал не к воротам, а к стоящим недалеко от них домам, в одном из которых, с открытой терассой, легко можно было признать таверну. Энц тут же затеял разговор с трактирщиком, а Арман, сев в тенёчке возле стены из переплетенных виноградных листьев, опустил руку пониже, словно ожидая встретить кого-то. Через минуту по пальцам скользнула шерсть и послышалось еле слышное рычание.

- Привет! – Арман почти шептал, но не сомневался, что его услышат: уши, ловившие каждый шорох его губ, были намного острее человеческих. – В высокий город не вздумай пробираться. Отдохни и поохоться, на след мы встанем через пару дней. Сейчас отдых – понял? Я должен потренироваться с людьми, одетыми в железо, не вздумай вмешиваться.

Вопросительный рык в ответ.

- Хорошо, можешь поглядеть, но это не враги, ясно?

Чуть задумчивая тишина – и неспешно удаляющийся шорох.

- Они играют только в детстве. Вся их взрослая жизнь – это борьба.

Инквизитор вздрогнул и обернулся. Пожилой человек в пропыленном дорожном костюме сидел в двух шагах от него, потягивая эль и чуть заметно улыбаясь. Черты лица его были необычными. Слишком светлая кожа, рыжая борода, наполовину поседевшая – болгарин? Кельт? Славянин? Как он сумел подобраться, ведь только сейчас никого не было. Ладонь нашла рукоять меча.

- Не беспокойтесь. Когда человек одинок и погружён в себя, его вообще редко замечают, пока он не заговорит. Это не дьявольские козни, не нужно везде искать добычу, волк.

- Ты знаешь, кто я?

- Ты – идущий по следу. Жаль, что таких, как ты, всё меньше. Скоро вас совсем не останется, и это будет означать конец того мира, который мы знаем.

- Такие, как мы, будут всегда! – Крик разбил благодушный настрой посетителей таверны, но связываться с опоясанным рыцарем никто не стал: все лишь поглубже втянули голову в плечи и стали угрюмо есть. Пара робких крестьян торопливо направилась к выходу: мало ли что стукнет в голову благородным.

- Это ты удачно рыкнул, друг Арман! Я как раз убеждал трактирщика сделать нам небольшую скидку, и после твоего выступления она получилась даже больше, чем я предполагал! – Энц торопливо шёл к столу, бережно неся большой кувшин с плотной пробкой. – Представляешь, у него есть бордо пятилетней выдержки!

Инквизитор оглянулся. Странный собеседник исчез, пустой стол в углу зала был покрыт пылью. Ну, ещё увидимся, и тогда намёками ты не обойдёшься.

- И во что мне обошлось это вино?

Шут оглянулся на спешащую к столу служанку с подносом, полным снеди, и театрально зашептал:
- Представляешь, этот скряга потребовал серебряный франк! За всё!

Арман улыбнулся.

- Надеюсь, с вином тебя не обманули так же, как ты обманул трактирщика с новомодной монетой. И зачем тебе такой большой кувшин?

- Проклято пьянство, но невинно вино! Я не мог допустить, что бы подобный напиток выпили те, кто не способен оценить его вкус! – Энс торопливо вскрыл глиняную крышку, обмазанную сургучом, и принюхался к густому и терпкому аромату. – Летняя, ранняя закладка! Чудесно!

Вино тёмной струёй полилось в кубки, мясо, разложенное по тарелкам, было горячим, от него ещё поднимался пар и Арман с удовольствием накинулся на блюда, может, и не слишком изысканные, но вполне способные удовлетворить людей, проведших неделю в дороге. После того, как дважды опустошил тарелку, Энц довольно откинулся на спинку стула и довольно прихлёбывая из кубка, поделился новостями:

- Мы успели как раз к началу турнира! Большинство знати уже тут. И король Франции, и королева Сицилии, и наместник Испании. Даже папа Климент IV будет на турнире, наверняка готовит новый крестовый поход. О моей леди, тут, понятно, ничего не известно, но сегодня вечером большой бал, и там я её наверняка найду. Пойдёшь со мной?

Арман покачал головой.

- Нет. Мне ещё нужно записаться на турнир, да и место найти подешевле, наверняка на постоялый дворах цены взлетели до небес.

Шут хитро сощурился.

- Конечно! На север от города уже приготовлено ристалищное поле, там же распорядители записывают рыцарей, желающих принять участие в турнире, и распределяют по командам. А что бы не допустить беспорядков в городе, издан указ: каждый рыцарь должен иметь свой шатёр, слугу и оруженосца, и жить возле турнирного поля. Так что все рыцари, как и все беспорядки, сейчас там.
Арман угрюмо развязал свой кошель и уставился на небольшую горку монет.

- Значит, не судьба мне участвовать в турнире. Моих денег не хватит ни на шатёр, ни на слуг с оруженосцами.

Энц небрежно махнул рукой.

- Леди Кристина без проблем выделит тебе пару слуг порасторопней. Ну и кого-нибудь, кто сыграет роль оруженосца. Должна же она отблагодарить спасителя своего шута?

- И от чего же я тебя спас? – Инквизитор в недоумении уставился на пройдоху.

- От массы жутких вещей! От пьянства, например, когда помог мне прикончить кувшин, от разбойников, доблестно разогнав целую банду, и, главное, от жутко скучного путешествия в одиночестве! Ну что, пойдём на бал?

- Это шуту можно вваливаться на бал к королям в том же, в чём путешествовал по дорогам. Я не настолько безумен, что бы оскорблять царствующих особ своей дорожной одеждой.
Энц хмыкнул.

- Большинство проблем этого мира как раз от следования выдуманным правилам. Но ты прав – двор этого не поймёт. Оставайся тут, всё одно на всякий случай я с хозяином договорился: мест у него вообще нет, но во дворе сеновал пустует. За два франка он поставит твою лошадь и моего мула в конюшню и позволит нам там переночевать.

- Нам? Ты же хотел найти свою хозяйку!

- Настоящий шут всегда предвидит разные ситуации! Так что подобное местечко не помешает.

Арман рассмеялся.

- Ну ты и пройдоха! Что же ты сказал её такого, что она могла и за неделю не успокоиться, и это учитывая твой подбитый веером глаз?

- Самую страшную вещь на свете: правду! Никогда не говори подобных глупостей власть имущим, если, конечно, они не совпадают с тем, что они хотят от тебя услышать. Чревато! Ладно, отдыхай, я посплю пару часиков и на бал.

Шут встал и неровными шагами направился в сторону сеновала. Его немного пошатывало, но и он, и инквизитор не сомневались: к вечеру он будет в порядке. Таково свойство хорошего вина: от него легко хмелеют и так же легко приходят в себя, буквально за пару часов и без последствий. Потому и долго сидят опытные выпивохи, цедя бокал за бокалом, ловя приятное состояние хмеля и не давая ему выветриться. А тут: ну, кувшин! Ну, большой. Но ведь один, и под сытный обед! От хмеля легко поможет избавиться пара часов сна… или прогулка.

Арман встал и, подхватив сумки, направился в сторону сеновала. Прикопав всё лишнее под сладко похрапывающим шутом, устроившимся в самом тёмном и спокойном их его углов, он надел плащ. Отказавшись от мирских соблазнов, инквизитор не носил роскошных дворянских одеяний, но впечатление иногда произвести требовалось. И тогда тяжёлый, дорогой плащ, накинутый на доспехи, и выглядывающая из-под него рукоять двуручника создавали нужный образ. Сейчас доспехи остались в углу сеновала, так же, как и мечи. Поколебавшись, Арман оставил за поясом лишь небольшой нож, неуверенно чувствуя себя без оружия, хотя следовало бы оставить всё: он хотел сходить в храм.
Собор Notre-Dame des Dom, жемчужина Авиньона, старинный, лишённый вычурности и позолоты более современных зданий, он стоял высоко над городом, на скале Roc-des-Doms, поднимающейся над Роной на 58 метров, подобно воину, стерегущему покой древнего города.



Скала была высокой. Дорога вилась по узким улочкам, поднимаясь всё выше. Дома, большие и красивые, стояли плотно, закрывая солнце друг от друга, и мостовая казалась грязной. Здесь, на склонах, были дома для знати: все нечистоты сливались вниз, не отравляя вонью обоняние господ. Канализации тут не было, но слуги прорыли канавы, дабы не смущать господ нечистыми запахами.

Собор встретил усталого путника спокойно. Людей, разморённых полуденной жарой, не было видно, священники, отслужившие обедню, скрылись в глубине церкви, и тёмные своды под белоснежным камнем пустовали. Арман торопливо нырнул в спасительную тень и аккуратно, что бы не разбудить гулкое эхо громкой поступью, двинулся вглубь храма. Он давно умел ходить так, по волчьи, не ставя, а мягко прижимая стопы к полу: с носка на пятку, аккуратно и бесшумно. Нет, сейчас он не шёл по следу, но зачем будить тихий покой древнего храма? Он не охотник, он простой и почтительный прихожанин… Мысли ещё катились неспешно и благостно, но тело уже жило иной, быстрой и хищной жизнью гончей: уши уловили негромкий шорох во второй от входа часовне. Разум ещё только осознавал неуместную в данном месте опасность, а тело уже прильнуло к стене, и пальцы нащупывали на поясе рукоять ножа.

Невнятное мычание, шорох сминаемых одежд. Привычное ухо разобрало: « Пусти!», и нарисовало ладонь, зажимающую лицо женщины. Усилием воли подавив первый порыв кинутся в драку, Арман аккуратно выглянул из-за угла. Храм – не ночной переулок, гопники здесь не водятся. Может, монахи вяжут святотатца?

Но нападающие на священников похожи не были. Четверо кряжистых мужиков в кожаных накидках, легко способных послужить лёгким доспехом, деловито вязали одну девицу в дорогом, но строгом платье. Все в шрамах, да и работали деловито, явно наёмники. Ещё двое помочь им уже не могли: один лежал без движения, другой тихонько стонал, сидя на полу, прижимая окровавленную руку к лицу. Инквизитор перехватил нож обратным хватом, освобождая кулаки, и выставил вперёд согнутые фаланги средних пальцев. Этому его научил один старый монах – как превратить руку в оружие.

Крови не хотелось. Храм всё-таки.

Резкий шаг вперёд и двойной удар в основания шей ближайших наёмников. Два тела тут же осели, расклад стал совсем приятным: один из оставшихся неуверенно шагнул вперёд, вытаскивая короткий меч, второй был занят удержанием женщины, увидевшей подмогу и утроившей усилия.

Арман не спеша развернул нож в прямой хват, встал в стойку.

- Вы живы до сих пор только потому, что находитесь в божьем доме. Бросайте оружие, сообщайте имя заказчика и свободны.

Наёмник скептически хмыкнул, обнажив гнилые зубы, и прыгнул вперёд, полосуя воздух перед собой мечом. Он был ловок, слишком ловок для простого наёмника. И расклад он просчитал правильно: нож против меча – не защита. Просто он не учёл привычки инквизитора постоянно носить под рукавами камзола массивные наручи и его умения боя. Улучив момент, Арман отбил стальным кольцом, плотно сидящим на руке, лезвие меча в сторону и шагнув вперёд, пробил горло противника. Выхватив меч из кисти падающего на землю тела, он развернулся к приходящим в себя наёмникам, легко крутя в кисти небольшой, но тяжёлый клинок.

- Предложение тоже. Сейчас вы развязываете женщину, медленно и аккуратно кладёте своё оружие на пол, не нужно шуметь в доме господа, сообщаете имя заказчика и уходите на своих двоих.

- Ты так хочешь её спасти? А если не получится? – Держащий женщину громила прижал нож к её шее.

– Брось-ка меч, не твой он, не стоит и хватать.

- Как скажешь – покладисто согласился инквизитор и бросил неудобный и излишне тяжёлый клинок. Впрочем, пусть и неудобный для боя, но летел тот замечательно: молнией сверкнув в полутьме часовни, он пробил руку в доспехе бандита – и его горло точно так же, как и нож до этого – горло незадачливого вояки. Насквозь, выйдя хищным жалом с противоположной стороны. Лезвие прошло впритык к нежной женской шее, но та не дрогнула, осталась стоять неподвижно, только глаза её расширились.

Прыжок вперёд, подхватить очередной нож из руки очередного падающего тела, одним взмахом разрезать спутывающие даму верёвки и, заслонив её собой, самым светским тоном поинтересоваться у двух наёмников, попавших под первый, обезоруживающий удар и теперь приходящих в себя:

- Ну, будем говорить – или умирать?

Один из бандитов тяжело вздохнул, отстегнул меч и, отбросив его от себя, выдохнул:

- Чего там. Всё понятно. Нас нанял…

- Стоп. Мне это не интересно! Сообщите это леди.

К чести сказать, жертва незадачливого покушения не дрогнула. Мимоходом подхватив валяющийся на земле веер, она легко подошла к сидящему на земле бандиту, выслушала горячий шепот и спокойно вернулась к инквизитору. Тот довольно кивнул, словно ожидал нечто подобное и, развернувшись, направился к выходу. Дама, подумав, догнала его и, тронув за руку, удивлённо-возмущённо спросила:

- Ты что же, ничего не сделаешь?

- Выжившие сами уберут тела и вообще, наведут порядок. Зачем им лишний шум?

- Я не об этом! – Возмущённая, леди прикусила губку. Арман довёл её до выхода и, оказавшись на солнце, внимательно осмотрел неудавшуюся жертву. В тёмно-фиолетовом, почти чёрном платье, простого покроя, но из изысканного материала, с кружевной накидкой, пострадавшей в драке, но теперь небрежно скинутой на плечи, словно её хозяйке просто захотелось побыть на солнышке, перед инквизитором стояла леди. Длинные, ухоженные, вьющиеся чёрные волосы, породистый нос с еле заметой горбинкой, красиво подведённые, выразительные глаза. Мелкие морщинки выдавали, что их обладательница разменяла уже третий десяток, заметить их, искусно скрытых опытными руками, мог только очень внимательный наблюдатель.

- Ну, и как? – Девушка расправила плечи. – Хочешь потребовать плату за спасение, и раздумываешь, что можно взять с обычной служанки, пришедшей помолиться деве Марии?

Инквизитор молча развернулся и направился вниз, с холма. Идти в храм уже не хотелось: настрой, необходимый для общения с создателем, был испорчен. А заниматься формалистикой, да по жаре… не для него.

Сердитый стук каблучков сзади.

- А проводить пострадавшую до дому? На тебе рыцарские шпоры и пояс, но ведёшь себя ты совершенно не по-рыцарски.

Арман улыбнулся.

- Миледи, если уж вы решили изображать служанку, не делайте это так бездарно: Служанки не обращаются к опоясанным рыцарям на «ты», не смеют ни в чём их упрекать и ходят до дому обычно без сопровождения, что бы не прогневать хозяек.

- Что, у рыцаря большой опыт общения со служанками?

- У рыцаря вообще большой опыт… леди Кристина.

Девушка, уже пристроившаяся рядом и взявшая спутника под руку, ощутимо вздрогнула и напряглась.

- Откуда вы меня знаете? Вы заодно с бандитами?

- Когда Энц рассказывал мне о сердитой хозяйке и веере в её руке, блистая свежим синяком под глазом, я не придал этому большого значения. Но увидев двух покалеченных бандитов сегодня в храме… Это ведь не просто безделушка, не так ли, леди? Боевой веер с востока, игрушка не для нежных пальчиков, что бы и владеть так, как вы, нужно постоянно тренироваться.

Идущая рядом девушка задумалась, затем согласно кивнула и расслабилась. Глаза её блеснули задорно и чуть хищно.

- Энц уже в городе? А почему он до сих пор меня не нашёл?

- Он хотел сделать это вечером, на балу. Не стоит его разочаровывать и портить его представление, миледи, наверняка он что-то задумал.

- Ладно, не буду. Но вы всё же не воспитаны! Зная моё имя, вы до сих пор не назвали своего!

- Арман де Логви, странствующий рыцарь.

- Логви, Логви… вы с севера Франции?

- Миледи проницательна. – Инквизитор поклонился. За свою легенду он не боялся: он лично знал этот многочисленный обедневший род, в котором вполне мог затесаться ещё один потомок.

- И вы хотите принять участие в турнире?

- Нет. У меня нет денег на палатку, оруженосца и слуг. Этот турнир я пропущу.

Носик девушки чуть заметно сморщился. Мало кто смог бы заметить бы заметить выражение презрительного снисхождения, промелькнувшее на точёном личике.

- Это не проблема. Я убедилась, что вы достойный воин, и вполне могу взять вас в свою стражу… С испытательным сроком, конечно. В качестве моего воина вы сможете участвовать в турнире.

- Благодарю, миледи, я не стремлюсь на службу.

- Даже ко мне? – Лукавый взгляд, но в глубине глаз – недоумение и напряжённая работы мысли.

- Один из негласных девизов моего рода… Из тех, что обычно не произносят при дамах, звучит: «Живи так, что бы любому мог посмотреть в глаза и послать его… далеко». Ну, в общем, вы поняли, миледи.

- И не сложно жить с таким девизом? – Вот сейчас смех девушки был искренним.

- Нет, миледи. Сейчас я одинаково свободно могу посмотреть в глаза и крестьянину, и королю. Я не откажусь от свободы ради жирного куска.

- А вы знаете, от чего отказываетесь? – Глаза девушки смеялись. – Энц, как всегда, пошутил, забыв упомянуть, что я – урождённая герцогиня, после смерти мужа вернувшая себе свой титул и имеющая право даже на гвардию. Кстати, место капитана в ней свободно.

Теперь рассмеялся Арман.

- Вполне в его духе. Он рассказал, что бы были замужем за бароном, но не сказал, что в вас течёт кровь королей. Нет, миледи, я согласен служить только богу.

- Так вы приехали записываться в очередной крестовый поход?

- Нет. Я уже участвовал в одном. Кровь, грязь и пот, вши и жара, болезни и голод. Я не нашёл в нём служения Создателю. – Арман говорил искренне, с чувством. Это было его коронкой: чувствуя чужую искренность, любой начинает вести себя свободнее и поневоле отвечает тем же.

- Вы требовательны даже к господу. – Лицо миледи было непроницаемым. – Что если об этих словах услышит инквизиция?

- Мои слова не ересь, миледи. – Инквизитор в костюме рыцаря улыбнулся. – Если я не нашёл своего служения Творцу в крестовых походах, это говорит обо мне, а не о Творце. У каждого свой путь к господу, это наше право. Инквизиция лишь хочет, что бы мы шли.

- А вы забавны! – Девушка принуждённо рассмеялась. – Вначале дерётесь без ярости и упоения, словно совершаете обычные, ежедневные движения. Затем говорите на темы, от которых и на полуденной жаре мороз пробегает по коже, так же легко, как и о погоде. Это бесстрашие или равнодушие?

- Выбирайте сами. Можете добавить привычку, усталость, погружённость в иные мысли… Люди – они разные. Однажды парень, прошедший все мыслимые проверки, пырнул меня в спину просто потому, что с утра выпил кислого вина и его мутило. Люди – существа непредсказуемые.

- И именно поэтому вы не хотите принимать участие в турнире?

- Я ХОЧУ участвовать в турнире. Но не любой ценой.

Леди Катрина засмеялась, рывком раскрывая веер, и солнце блеснуло на тонких стальных гранях, окантовывающих узорчатые костяные пластинки. На некоторых из них тусклыми кляксами подсыхала кровь.

- Но, думаю, мы всё же что-нибудь придумаем. Должна же я вас отблагодарить за собственное спасение?
Страница 3 из 512345